О господи! Как же она не сообразила, что мама услышит про аварию в метро…
Всем позвонила, всех успокоила, получила распоряжение от начальства завтра выходить в первую смену, поужинала без аппетита и устроилась на кровати смотреть телевизор. Уверена была, что не заснет до полночи, выспавшись днем, и ничего подобного, через двадцать минут провалилась в сон.
Вера ехала утром в метро, зажатая со всех сторон толпой, которую, пожалуй, стала основательно бояться, зажмурила глаза, и думала о том, что Бармин как ушел вчера, пока она спала, так и не объявился. А она не знает никаких его координат – ни телефона, ни адреса, разве что областной центр, где он живет и работает. А что, при необходимости можно и заявиться, записаться к главе администрации на прием по очень личным вопросам. Но Веру его молчание совершенно не настораживало и не обижало, что ли. Ждала? Это да, но не боялась, что Егор не появится. Почему, сама не знала, может, чувствовала, что так, как у них все происходило, не может закончиться одной встречей просто для секса. Да и не было у них никакого секса, не так называется то, что случилось между ними.
Хотя тот факт, что Бармин носил с собой в портмоне два презерватива, которыми и воспользовался, говорит о многом, в частности о его готовности к сексу в любой момент и о том, насколько он востребован у женщин.
Ой, да и наплевать! Мысленно отмахнулась Вера от этих рассуждений. Вот глубоко по фигу на все его успехи у женщин и востребованность у них же!
Она весь день о нем думала, прерываясь лишь на пациентов и операции, вспоминала до дрожи по всему телу фантастическую близость и странное предложение Егора. А ведь еще бабушка строго-настрого предупреждала: «Красивые мужчины денег не дают!»
Бармина красивым, в общепринятом понимании, ну никак нельзя назвать, в нем нет ни грамма слащавости и такой ликовости, что ли, но он потрясающе харизматичный, интересный своей мужской строгой привлекательностью, загадочностью и ореолом мужественности – как-то так, ей трудно было сформулировать это в голове. Но не обратить внимания на него невозможно.
После обеда неожиданно для всего персонала к ним заявились с телевидения редакторы известного ток-шоу, поговорить с Верочкой. Оказалось, что огромное количество людей обсуждали в Интернете, в «Вконтакте», вчерашнюю аварию в метро, в том числе и люди, непосредственно бывшие там. На телевидении решили пустить ежедневное известное ток-шоу по горячим следам этого происшествия, искали и приглашали людей, особо отличившихся или пострадавших из того поезда. А еще неприятней оказалось то, что во время происшествия Веру сняли на телефон несколько человек из их вагона и продали видеоролики этой передаче. И ее, и Георгия Львовича.
Вера категорически отказалась приходить в Останкино и принимать участие в ток-шоу, но ее уговорили дать короткое интервью. Она принялась отказываться, но коллектив настоял, и Васильев сказал: надо. Пришлось.
В интервью Вера порекомендовала телевидению разыскать и обязательно наградить замечательного человека Георгия Львовича Кравцова, реально спасшего их вагон, потому что, конечно, некоторые люди сознание потеряли и у кого-то сердечные и гипертонические приступы случились, но никто не погиб, никто не был раздавлен, никому не нанесли увечья. Все остались живы благодаря ему, и вообще все пассажиры в их вагоне большие молодцы, стали одним коллективом и помогали друг другу!
Ну вот что-то в этом роде она и высказала строго и быстренько в камеру, а потом ушла на плановую операцию.
И совершенно не удивилась, когда после смены вышла из здания и увидела машину Егора и его самого, сидящего на скамейке возле входа.
– Привет, – подошел он и протянул ей красивый, замысловатый букет.
– Привет, – улыбнулась Верочка и понюхала цветы. – Спасибо.
– Ну что, поехали в ресторан, поедим, что ли? – весело улыбаясь, предложил Бармин.
– Я же тебе говорила, что рестораны – это не моя история.
– А я намерен менять твою историю, – приобняв ее за талию и слегка подталкивая к машине, заявил Бармин. – И начнем мы с хорошего ресторана, у меня там знакомый шеф-повар, прекрасно готовит, тебе понравится.
– Егор, – попыталась отказаться Верочка, – я всегда и везде плачу за себя сама, а в данный момент могу себе позволить в ресторане разве что стакан фреша и воды.
– Значит, у нас столкновение жизненных правил, потому что я привык платить, если кого-то приглашаю, и это не обсуждается, – настаивал он и все подталкивал Веру вперед. – А если ты совсем упрешься и станешь вредничать, значит, будешь смотреть, как я ем с большим аппетитом и запивать голод своим фрешем.
– Не буду вредничать, – рассмеялась легко она, – ладно, плати, а то я устала и голодная!
Снова, как и вчера, ее накрыло какими-то условностями, ошметками понятий и принципов «правильно-неправильно» и что-то там про разделение на классы, власть и народ, а потом вмиг вдруг стало настолько безразлично все это, и так далеко от конкретного момента ее жизни, от того, что она чувствовала сейчас, – да и на фиг!
К тому же Вера себя тоже не в огороде нашла и с самооценкой у нее всегда все в полном порядке находилось. Да и это не имеет значения!!
Все привычное и обыденное сейчас не имело для нее значения!! И непонятно почему. Вот так и все!
Еда оказалась и на самом деле очень хороша. Они ели и отчего-то все время смеялись, рассказывая какие-то забавные истории, что-то вспоминая. И постоянно дотрагивались друг до друга, и, вдруг замолкнув, смотрели в глаза с напоминанием, с обещанием и ожиданием, и снова смеялись.
Так легко, просто и так искряще свободно Вера никогда и ни с кем себя не чувствовала! И это было фантастически здорово! Егор словно слышал ее изнутри, чувствовал, это потрясающее ощущение, как будто знаешь человека всю жизнь.
Конечно, они поехали к ней и очень спешили и смеялись над этой торопливостью, и конечно, с порога принялись целоваться, и повторилось их невероятное соединение.
В этот раз Егор остался на ночь, и они никуда не торопились, и разговаривали, узнавая друг друга.
– А как так получилось, что ты не стал каким-нибудь бизнесменом навороченным, а сделал карьеру государственного чиновника? – спросила Вера.
– Наверное, оттого, что мне захотелось выйти из матрицы, – задумавшись, ответил Егор.
Он закинул руку за голову, второй обнимал лежавшую рядом женщину, медленно ее поглаживая по шелковистой коже спины, и рассказывал о своем извилистом и странном карьерном пути. А может, не только ей, и себе что-то пытался объяснить.
– Что я имел на выходе со школы? Девяносто пятый год, в стране такая засада творилась, что сейчас трудно даже представить, но уже формировался класс богатых. Отец к тому времени отбился от всех возможных рэкетов и прочно стал хозяином на комбинате. Пришлось, конечно, и ему идти «под крышу», но это была «крыша» в больших погонах. Так что он к тому времени очень даже обеспеченным человеком стал, с большой перспективой, и легко мог отправить меня в любую европейскую страну или Америку на учебу в любой университет. Настолько зыбко и неустойчиво в то время было в стране, и главное, совершенно непонятно, что впереди, вот и старались родители детей подальше отправить. Уезжать из страны я не хотел, мне здесь хорошо и интересно было, и поступать в тот год не стал. Вернулся после армии, а тут как раз дефолт, что дальше будет, совсем уж непонятно. По идее, путь был один – в Европу. А я подумал: ну ладно, получу я там образование, обзаведусь нужными связями, правильными друзьями, богатые родители есть, и их обширные связи, что отец в гору попрет, у меня сомнений не было. И что дальше? Спрятаться за охраняемым забором красивой жизни, начинающейся у ребят в России, или остаться в Европе или Америке. Усесться попой в какой-нибудь сырьевой корпорации и карьеру рубить, до заоблачных окладов, бонусов и должностей, тащиться от собственной исключительности и привилегий, скупать акции и тупо богатеть, недвижимостью обрастать. Это то, что хотели все родители своим детям в то время, да и сейчас хотят до обморока. А мне представлялось, что все это матрица, в которой копошатся в совершенно бессмысленной видимости работы очень богатые мальчики. И мне это неинтересно до оскомины было. Мне интересно делать что-то реальное. Я тогда не понимал, что именно, но решил хотя бы отцу стать помощником, раз уж есть комбинат, вот и пошел учиться в лесной. И на комбинате поработал. И доволен тем, что там сделал. А Дудин рассмотрел во мне это желание делать реальное, нужное дело, и на свой страх и риск предложил завод. Я же тогда совсем мальчишка был, двадцать семь лет, и возглавил стройку огромного завода государственного масштаба. В меня верили, и я ни минуты не сомневался. Создавать нечто новое, масштабное, видеть, как благодаря твоим усилиям, твоим знаниям и воле выстраивается сильное, мощное и важное. Это кайф особый. Не передать.