Мечеть Парижской Богоматери | Страница: 50

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Да, но какое будущее он готовит для своих детей? Он – не такой, как они, Асет не такая, как они. Но дети, дети растворятся в них, как ложка растворимого кофе в крутом кипятке. Его внуки сделаются ими. Уступая, нельзя остановиться.

В руках вошедшей Асет, кроме стакана с прыгающей таблеткой, была телефонная трубка.

– Ты отключил мобильник.

– Ну да.

– Поэтому звонят на домашний, – Асет, передавая трубку, зажимала ладонью микрофон. – Похоже, тебя срочно вызывают обратно на службу.

Глава 12
Дорога скелетов

Фары харлея выхватывали из темноты сплетшиеся в белесую паутину человеческие остовы.

Шесть миллионов скелетов, можно подумать, их кто-нибудь пересчитывал, сердито хмыкнула Жанна, сбрасывая газ. Колдобины-то изрядные, эдак можно и через голову кувырнуться. Безобразие, если вдуматься, гонять на мотоцикле по столь огромному кладбищу, но вы уж, предки, не обижайтесь. Мне-то на вашем месте было бы приятно поглядеть на такой классный мотоцикл, и вообще я же вам не чужая.

Ехать по исполинскому оссуарию в редких местах можно было на мало-мальски пристойной скорости. В старину, в смысле в детские годы родителей Жанны, сюда вообще водили экскурсии туристов, тогда дороги были, конечно, поглаже. Зато в туристические времена многих ответвлений катакомб знать не знали. Это уж археологи из Маки потом постарались, и по веской причине. Раньше планы катакомб продавались в каждом газетном киоске, печатались в сотнях альбомов, буклетов, справочников. И все это по сию пору имееется в распоряжении сарацин. Рано или поздно они возьмутся за катакомбы всерьез. Затоплять побоятся, уж очень площадь велика. Как бы поверхность на фиг не прогнулась вместе с домиками. Но могут начать заливать потихоньку бетоном, могут ввести патрулирование, могут и газы закачать. Поэтому особенно важно, что есть тоннели, открытые позже эпохи туризма, есть прорытые в последнее десятилетие переходы из оссуариев в канализационные коллекторы, из коллекторов на заброшенные линии метрополитена. И есть вообще неизвестные им места, вроде того, куда она сейчас направляется.

В десятый раз за сорок минут пути Жанне пришлось спешиться, чтобы втащить мотоцикл в узкую «спайку». Хоть и облегченная модель, а тяжеленный же ты все же, дружище. Ох!

Харлей сделался вдруг втрое легче.

– Я уж издали понял по треску, что это катит на палочке верхом маленький наглый поросенок по имени Сентвиль! Дай только выбраться на простор, уж я тебе хвостик-то накручу!

– Это еще за что?

Анри Ларошжаклен частенько разговаривал с Жанной, как с мальчишкой, каким-нибудь младшим братом, и раньше это ей нравилось, последнее же время стало иногда раздражать, она сама не понимала, почему.

– А ты не знаешь.

– Не-а.

Опустив заднее колесо на землю, Ларошжаклен, ухватив Жанну за воротник куртки, слишком основательно для шутки хлопнул ее ладонью ниже талии.

– Моя мама так, между прочим, один раз пальцы отшибла, – Жанна вывернулась из другой руки, благо держала та не всерьез. – Мне хоть бы хны, а у нее два пальца неделю потом были синие и распухшие. А тебе не больно?

В темноте было слышно, как Ларошжаклен давится смехом в тщетной попытке его проглотить. Было ясно, что грозу еще не пронесло, а то бы он расхохотался открыто.

– Смею надеяться, несносное ты существо, что у меня руки все же будут посильней, чем у твоей мамы.

– Так ведь и мой зад с тех пор изрядно окреп, – кротко сказала Жанна. – Но я очень рада, что ты тем не менее не пострадал, Ларошжаклен.

Ярко вспыхнул фонарь, который Ларошжаклен выключал, чтобы не выдать своего присутствия прежде, чем разберется, кто едет по тоннелю. Его камуфляжный костюм, впрочем, не проступил из темноты, проявилось только лицо, льняной локон, упавший на слишком правильный лоб.

– А теперь хватит шуточек. Что ты себе позволяешь? Кто хлопнул имама, скажешь не ты?

– Значит, кади грохать можно, а имама никак нельзя? – Жанна, сколько себя помнила, почитала нападение лучшим способом защиты.

– Кади был ликвидирован потому, что так решили умные взрослые люди, умеющие просчитывать последствия. И в тот момент, который был ими для этого сочтен целесообразным. Думаю, развивать мысль дальше не надо, а? Послушай, Жанна Сентвиль, я предупреждаю тебя как твой командир: еще одна такая выходка, и я тебя назначу ответственным лицом по сбору первоцветов в лесу под Фужером. Тебе что, надоело быть солдатом? Ведь самое обидное, что не надо даже объяснять, как ты глупо поступила. Ты ведь сама это прекрасно все знаешь, только признаться не хочешь.

– Ну глупо, Ларошжаклен, правда глупо. Очень уж он гад был.

– Кто спорит, старикан был редкий пакостник. На его счету, кроме моря невинной крови, еще и истребление самой полной коллекции скрипок Амати. Для подобных дел он организовал себе отряд малолеток из «социальных» семей. «Юные мюриды», или как там они у него назывались. И энергии в нем на пакости было столько, словно его черт на закорках носил. Но тебя это ничуть не оправдывает.

– Я больше не буду.

– В том смысле, что ты даешь обещание?

– Ох, ну нельзя же так человека к стенке припирать!

– Вот к этой самой стенке, оглянись. – Ларошжаклен направил фонарь на вытесанный из почерневшего камня крест, кельтский, вписывающийся в квадрат. В маленькое окошко под ним не пролезла бы человеческая голова.

– А ведь это келья затворника, – сказала Жанна отчего-то вдруг шепотом. – Ему только вот хлеб с водой сюда подавали. Небось тысячи полторы лет назад, а? Знать бы, что он был за человек, кем он был прежде, чем здесь от всех заперся…

– Нами тогда правили Меровинги, косматые короли с волшебной кровью, – Ларошжаклен тоже заговорил вдруг тихо. – Помнишь, почему они волос не стригли?

– Еще бы, у них в волосах была магическая сила, – Жанна, как завороженная, вглядывалась в словно намалеванный углем проем. – Знаешь, как Хлотар поступил с внуками Хлодомера?

– Напомни, – Ларошжаклен удивился про себя, отчего предается беседам о древних временах, когда дел и без того по горло.

– Ну, когда его слуга приволок Хродехильде две вещи – меч и ножницы. И слова сыночка: «Дорогая матушка, что мне сделать с моими племянниками – остричь им волосы или отрубить головы?»

– Ага. А Хродехильда в гневе закричала: «Так и скажи моему сыну, что мне лучше видеть внуков мертвыми, чем остриженными!» Но я думаю, она все-таки не верила, что Хлотар на такое черное дело пойдет.

– Как же, не верила. Уж кто-кто, а старуха Хродехильда всякого в своей жизни навидалась. Просто это ей действительно было лучше. Ну какой Меровинг без магической силы? Недоразумение одно. Она просто выстроила приоритет. А Хлотару было действительно без различия, волосы племянникам обрезать или мечом порубить, как он и сделал. Вообще очень много историй с волосами во времена Меровингов, очень. Хильдеко задушила Атиллу косой, чтоб не приставал. Понятно, что к нему в спальню ее бы с ножом не пропустили, но ведь волосами же душила, не руками. А ведь небось у девушки тех времен и руки были крепкими. Тут какой-то особый смысл есть, честно! – Луч фонаря скользнул по голове Жанны, и собственные ее волосы просияли над головой легким ореолом. – А больше всего я люблю, как святая Радегонда успела в церкви ножницы ухватить. Муж следом вбегает, а она ему – косы под ноги: это, гад, твое, а остальное уже Божье! Вообще Радегонду я ужасно люблю.