Дамочка дергается.
— Я сейчас ослаблю ремень, и мы поговорим. Потом поедем и снова поговорим. Если согласна — кивни. Любой фокус — ты умрешь! Поняла?
Сильный рывок ремнем вверх.
Из последних сил она кивнула. Ремень врезался в ее шею еще глубже.
— Без фокусов.
Ослабил ремень, готовый в любой момент снова ей затянуть, а если и понадобится, то затянуть до полной асфиксии.
— Как тебя зовут?
— Инна.
— Фамилия? Только правду!
— Ланге. Инна Ланге. Не давите на шею. Не убивайте меня.
— Я не убью тебя. Мне нужна информация взамен на твою жизнь.
— Хорошо.
— Что ты здесь делала? Правду!
— Я наблюдала за отцом. Я должна была слушать и смотреть. Если что-то пойдет не так, то бежать. А если все в порядке, то с ним съездить или сама и привезти бумаги. Потом отдать отцу.
— Еще что? Что ты должна делать? — Голос у меня грозный. Давить! Только давить на нее!
— Проверять деньги на подлинность, проверять кредитные карты, перечислять деньги с одних счетов на другие. Смотреть за улицей. Если появится спецназ или полиция, немедленно сообщить отцу. Если понадобится, то взорвать светошумовую гранату. Даже если полиция меня поймает, то кроме мелкого хулиганства мне ничего не будет. Главное, отвлечь внимание от отца. Он уйдет, потом меня найдет и вытащит из кутузки.
— Почему выбрали этот район?
— Здесь редко бывает полиция.
— Что за бумаги? Что за бумаги ты должна была привезти?
— Вы меня убьете? Как папу?
— Что за бумаги?
— Скажите, вы меня убьете?
— Нет. Что за бумаги? Что в бумагах?
— План уничтожения части России.
— Какого уничтожения? — Я остолбенел. — Откуда у тебя такая информация? Источник?
— Из японского посольства. Папа там работает… — всхлипнула, — работал в посольстве шофером много лет. Посла вози… возил. Оттуда.
— Какое уничтожение? Атомное? Война?
— Нет. Чума.
— Чего?
— Чума.
— Поехали за бумагами. Я посмотрю. Только тихо. Сейчас ты поднимешь руки, я пристегну тебя ремнем. У меня пистолет с глушителем. Буду стрелять через спинку кресла. Только дернись! Где бумаги?
— На вокзале. Главном вокзале.
— Как поедешь?
Ехать недалеко. Но можно и нарваться на неприятности.
Она изложила маршрут.
— Поезжай аккуратно. Без фокусов.
— Вы убили отца?
— Нет. Где ты находилась?
Она описала. На пятом этаже. Позиция у нее была лучше, чем зарезервированная квартира для меня. Только стрелять в эту удобную позицию было неудобно. Я-то еще удивился, неужели не могли получше выбрать для меня? Они выбирали не для меня получше. Для гранатометчика выгоднее. С правой руки стрелять чуть левее от него. Значит, все было предрешено заранее. Вот, значит, какой расклад.
— В каком году ты родилась?
— В 1987-м.
Твою мать! Вот это расклад вытанцовывается!
— Где родилась?
— В Костроме. Это в России.
— Когда приехала в Германию?
— В 1992 году. Папа привез. Мама умерла.
Вот это дело!!! В руках был козырь, возьми девчонку, и Ланге пел бы, как тенор в опере! Только Рихард стал шашлыком. И козырь не используешь. И чекисты хороши! В 1992 году прозевали, что Конфуций под носом у них вывез дочь.
Контрольный вопрос.
— Как звали мать?
— Татьяна. Родители познакомились, когда папа учился в Академии в Ленинграде. КГБ их разлучил. Тогда нельзя было встречаться с иностранцами. Вы из КГБ?
— Рули давай. Вопросы я задаю.
— Отец хотел встретиться с резидентом. Бумаги есть бумаги. Он многое знал, этого в бумагах нет. Папы нет… Мамы нет… — Она была готова снова разрыдаться.
Эмоция «горе» накатывает волнами. Не хватало нам сейчас в ДТП попасть, или чтобы дорожная полиция остановила, или бдительный немец сообщил в полицию, что девица ведет себя неадекватно. За немцами это не заржавеет. Стучать у них в крови. Зато у них порядок. В России же стукачество — позорное занятие.
Кулаком ударил по спинке кресла.
— Веди. Рули. Руки с руля не снимать. Прямо смотри!!!
— Вы должны были отдать ему деньги!
— Зачем ему столько денег?
— У него нашли рак. На лечение нужно было. На реабилитацию. И мне обеспечить жизнь. А его нет… А…
— Руки на руль, дура! — Я дал девице легкий подзатыльник. — Иначе сейчас свяжу и в багажник засуну. До утра.
— Не надо в багажник!
— Что еще знаешь про бумаги? Или помимо бумаг.
— Ничего не знаю.
— Не ври!
— Вы меня убьете? Убьете?
— Все от тебя зависит!
— Это же не вы папу убили?
— Рули. Я же сказал, что не я.
— Я слышала все. И почти все видела. Папа не сказал ничего. Он же знал многое. Если бы вы хотели его убить, то, наверное, документы бы сначала забрали, а потом уже убили бы. Правда?
— Ты много болтаешь. Мне нужны документы. Потом поедешь куда хочешь.
— Правда?
— Правда. Если отдашь все документы. Потому что мне известно. Они у вас хранятся не в одном месте.
Я блефовал. Но коль они насмотрелись шпионских фильмов, то там часто разделяют информацию на части.
— Откуда вы знаете?
— Нам многое известно. Где именно хранятся документы?
— В студенческом кампусе. У подруги оставила часть вещей.
— Как зовут подругу? Точный адрес? Телефон?
Она отвечала четко, без запинки. Я запоминал.
— А телефон запомнили? Не будете записывать?
— Назови фамилию своей мамы! — Еще не хватало, чтобы я отвечал на вопросы соплячки.
— Кузнецова. Папа скрывал меня ото всех. Я много лет жила у его сестры — моей тети и у бабушки. Папа опасался, что КГБ меня заберет или убьет, как маму. Из мести.
— Папа всерьез считал, что КГБ убил твою мать?
— Он не знал. Моя русская бабушка сказала, что ее сбила машина, которую не нашли. А в больнице для мамы не нашлось лекарства. Так КГБ делал. Это по телевизору показывали.
— В то время в больнице имелись только термометры, а лекарств не было.
— Как так?