— Я предпочла бы умереть, чем молиться Сатане.
— Санта-Муэрте — не Сатана. Я хожу в церковь и верю в христианского Бога также, как и ты. Все мы рано или поздно умрем, но я хочу умереть без боли и в урочный час. В прошлом я совершала поступки, за которые мне теперь стыдно. Святая Смерть простила мне мои грехи и теперь заботится обо мне. Послушай меня. Если однажды тебе понадобится помощь… Если однажды у тебя возникнут сомнения насчет твоего мужчины, то в Мехико, в квартале Тепито, ты найдешь ответы на свои вопросы. Первого числа каждого месяца люди устраивают праздник в честь «костлявой девы». Тысячи людей стекаются туда попросить у Санта-Муэрте благословения. Отправляйся туда и попроси у нее помощи. Если ты хочешь денег, она принесет тебе богатство. Если ты в опасности, она защитит тебя от недоброжелателей. Если ты боишься, что твой мужчина тебя бросит, помолись ей, если он предал, Санта-Муэрте накажет его.
На землю опустилась ночь. Такси съехало с проспекта Пасео-де-ла-Реформа на ведущую в Тепико Калле-Матамороса. Ехать становилось все труднее. Местные жители разгуливали по проезжей части, словно по тротуару. Молодой мексиканец напугал ее, когда постучал в стекло возле ее уха. В руке он держал пакетик с марихуаной. Мэри отрицательно покачала головой, но он настойчиво стучал, пока такси не тронулось с места.
Таксист посмотрел на американку в зеркало заднего вида.
— Тепито — небезопасное место, сеньорита. Скажите, что вы ищете, и я отвезу вас туда.
Мэри развернула бумажку, которую ей дала мексиканская знакомая, и прочитала адрес:
— Улица Альфарерия, дом номер двенадцать.
Глаза таксиста от удивления округлились.
— Вы здесь для того, чтобы увидеть «костлявую деву»?!
Мужчина перекрестился и, когда дорога освободилась, поехал вперед, больше ни о чем не спрашивая.
Проехав с полмили, такси остановилось.
— Тут не проехать, сеньорита. Они перегородили улицу Альфарерия. Вам придется добираться пешком.
Расплатившись с таксистом, Мэри схватила свою сумку и присоединилась к толпе смуглолицых людей, идущих в одном направлении. Многие несли куклы Санта-Муэрте — четырехфутовые скелеты в длинных париках и пестрых платьях. Белый цвет означал защиту, красный — страсть, желтый — деньги, а черный — смерть врага.
Впереди играла группа уличных музыкантов-марьячи.
Здание под номером двенадцать по улице Альфарерия оказалось многоквартирным домом из коричневого кирпича. Цоколь покрашен в белый цвет. Напротив — прачечная самообслуживания. На первом этаже здания находился магазинчик, который верующие превратили в храм Святой Смерти. В маленькой витрине стояла кукла в натуральную величину, олицетворявшая Санта-Муэрте в белом подвенечном платье.
Следуя за толпой, Мэри продвигалась к храму. Дорогу устилали свежие цветы. На земле горели несколько сотен свечей. Верующие со свечами в руках опускались на колени перед храмом, терли себя воском, а потом зажигали их. Никто не приходил сюда с пустыми руками. Приносили сигареты, алкогольные напитки, конфеты и яблоки. Один из владельцев магазина-храма раскурил сигару и пустил струю табачного дыма со спины выставленной в витрине куклы.
Мэри подошла поближе. Люди с любопытством уставились на нее. Женщина решила, что местных жителей удивляет присутствие в их среде американки. Послышался шепот. Мэри уловила знакомые слова.
«Pelirrojo? [16] Rojor означает красный… Они уставились на мои волосы».
Женщина подождала, пока мексиканская семья закончит молиться и опустилась на колени перед витриной с манекеном женского воплощения Мрачного Жнеца. Длинные волнистые волосы на черепе имели тот же рыжий оттенок, что и волосы самой Мэри Клипот.
Из сумочки она извлекла несколько сотенных купюр и протянула их низкорослой дородной мексиканке, одна прядь черных волос которой была обесцвечена, отчего превратилась в так называемый хвостик скунса.
— У меня есть вопрос к святой. Как мне его задать?
— Идите за мной, сеньорита.
Энрикето Ромеро провела ее в заднюю комнату своего «магазинчика».
— Вы американка? — спросила она.
— Да.
— Вижу, вы проделали долгий путь, чтобы оказаться здесь, в самом святом из всех святых мест. Цвет ваших волос такой же, как и у «костлявой девы» сегодня вечером. Это неспроста. Перед вами сложный выбор. Я права?
— Я сомневаюсь в моем мужчине. Меня уже бросали прежде, и я не хочу…
— …Быть брошенной еще раз, — закончила за нее мексиканка. — Святая Смерть поможет вам. Купите ее статую. Вместе со статуей вы получите шнурок, завязанный на семь узлов. Покройте шнурок семенем вашего мужчины, а затем наденьте его на шею «костлявой деве» и в течение девяти ночей произносите перед статуей эякуляторную молитву. После этого святая откроет вам, каковы истинные намерения вашего мужчины.
— А если он лжет мне? — спросила Мэри.
— Тогда святая будет его ждать… в аду.
Джонсон-стрит, 176
Бруклин, Нью-Йорк
20:12
Здание было возведено в 1929 году. Восемь этажей. Шестьдесят четыре тысячи квадратных футов площади. Когда-то здесь размещалась фабрика по производству детских игрушек. Компания прославилась тем, что первой выпустила на рынок игру «Футбол». В наши дни лофты [17] дома «Игрушечная фабрика» славятся потолками высотой одиннадцать футов и окнами от стены до стены восемь футов высотой.
Дуглас Нельсон неохотно плелся за женой и управляющим зданием по коридору четвертого этажа. Нужная дверь оказалась последней справа.
— Удивительно, что владелец дома не выбросил вещи задолжавшего квартирную плату солдата, — мрачно пошутил он.
Джо Эдди Браун, которого обитатели дома в шутку прозвали Коричневым Человеком, перебирал связку ключей и не мог найти нужный.
— Большинство квартир в этом доме — кондоминиумы, — объяснил он. — Мистер Шеперд выкупил свою еще в 2001 году.
— А что его бывшая жена? Она здесь появляется?
Браун помедлил, примеряясь, пока не вставил нужный ключ в замочную скважину. Затем он почесал сухонькой рукой по гладко выбритому подбородку.
— Я давно уже не видал его миссис. А жаль! Ладная бабенка была, что ни говори. В любом случае, я всегда говорил: «Лучше любить и потерять, чем не любить вообще».
— Это слова Теннисона, — сказал Дуглас. — Этот человек большую часть жизни бедствовал, а жизнь закончил в доме престарелых.
Ли бросила на мужа убийственный взгляд.
Квартира как для лофта оказалась маленькой, всего 600 квадратных футов жилой площади. [18] Кроме этого, здесь были ванная, несколько встроенных шкафов для одежды и современная кухня, выходившая окнами на Вильямсбургский мост. Односпальная кровать размером полтора на два метра стояла в одном углу, а матрас лежал на полу в другом. Одеяла и простыни валялись в беспорядке. На стенах ни фотографий, ни картин — ничего. Создавалось впечатление, что живший здесь человек никогда не считал эту квартиру своим настоящим домом.