Ехать решили недели на две. С учетом приобретения вещей для обустройства дикой жизни, трат на бензин и насущную пищу денег требовалось порядком, хотя если разбить на всех… Посчитали складчину, по сколько с носа, вышло — реально. Это чтобы не экономить, но и не понтить. Катенька, Тарарам и Настя такие деньги поднимали легко. Егор позвонил отцу, продал пару книжек, где-то одолжил и поднял тоже. А если бы не поднял, то и Катенька, и Тарарам, и Настя без разговора в общий котел вложились за него — или они не банда?
Только позавчера договорились о поездке (Егор позвонил от Ромы и предложил родившийся у Тарарама план — под солнцем августа всем вместе прокатиться по стране), а сегодня Катенька с Настей уже разбирали на Кронверкском дорожные покупки и валялись на широком, поверху нежно ворсистом, на пробу надутом матрасе. Когда, наконец, принялись сортировать и укладывать продукты, у Насти запела мобилка. По разговору Катенька поняла — Егор. Настя призналась, что они на Кронверкском, и протянула трубку Катеньке.
— Привет, — сказал Егор. — Помнится, ты говорила, что у твоего отца рабочую почту заспамили и ему реклама «Незабудки» прет. Ну с прочей хряпой вместе. Так?
Катенька припомнила, что да, было дело.
— Адрес менял? Фильтры ставил?
Катенька не знала. И отца не спросить — на работе. С другой стороны, она слышала, как он жаловался кому-то по телефону, что, мол, сисадмин греет жопу в Хорватии, а в сервере уже ужи завелись.
— В его рабочую почту залезть сможешь? — спросил Егор.
Катенька могла. Но так удивилась вопросу, что даже не узнала: на фиг?
— Я подъеду скоро, — пообещал Егор. — Бутерброд дашь?
Катенька пообещала тоже.
Минут через десять Егор уже звонил в дверь. Катенька и Настя вместе пошли открывать.
Прямо из прихожей отправились в отцовский кабинет. Катенька включила ноутбук, потыкала клавиши и зашла в почту (рабочий адрес был зарегистрирован на служебном сервере, но сисадмин вывел на него и домашний комп отца). Егор просмотрел принятые сообщения под сегодняшним и вчерашним числом — их оказалось не больше десятка, и все явно не рекламного характера.
— Черт! — сказал Егор.
Настя поинтересовалась, что он ищет.
— Мусор! — отрезал Егор.
Катенька предположила, что отец, просматривая почту, просто удалил спам в корзину.
Открыли корзину — точно. Вся папка была забита мусором самого невероятного содержания — от сообщений о предстоящих концертах поп-див с обещанным полетом на метле до предложений гарантированного увеличения пениса до размеров фаллоса. Наконец во вчерашнем спаме Егор отыскал рекламу цветочного треста «Незабудка».
— Вот, — взволнованно сообщил он. — Кажется, здесь «Незабудка» извещает нас о рождении нового мира.
В тексте, однако, говорилось о доставках букетов и корзин, оформлении свадеб и банкетов, цветниках на крышах и методе контейнерного озеленения. Катенька и Настя шутку не поняли и с вопросом посмотрели на Егора.
— Да не здесь, — сказал он. — Под скрепкой.
В аттачменте, где заинтересованные лица могли найти развернутую информацию о любезных услугах цветочного треста, была вложена восьмистраничная речь Тарарама — весть о новом законе, нанизанном на стержень общего долга, первый и главный документ нового мира.
— Роме позавчера надо было проплаченную рекламу «Незабудки» в спам-контору сбросить, — пояснил Егор. — В качестве, так сказать, последнего задания и лебединой песни. Мы на кухне сидели, он комп притащил, а тут у него в комнате телефон бренькнул. Он вышел. А у меня на флэшке с собой как раз эта скрижаль была. Ну я файл вложения и заменил.
— То есть Тарарам об этом не знает? — нахмурилась Настя.
— Ни-ни, — засмеялся Егор. — Сюрпрайз!
— Дурак! — Настя не скрывала досаду. — Ты же в помои жемчуг выплеснул.
— Наряди свинью в серьги, а она — в навоз, — сурово подтвердила Катенька. — Еще бутерброд просит…
Улыбка сползла с лица Егора. С этого угла он на дело не смотрел. Черт возьми — что за хмельное шутовство… Катеньке стало жалко Егора — такой искренней и отчаянной была его беда.
— Ладно, — сказала Катенька, выходя из программы и выключая ноутбук. — Пойдем барахло укладывать.
В коридоре Егор обрел дар речи и попытался вину загладить:
— Тарарам просил закон в какую-нибудь актуальную полемику воткнуть, какая в блогах подвернется. Так я вчера воткнул. Сегодня утром посмотрел — вся Сеть гудит, как улей. — В дверях Катенькиной комнаты он замер — двуспальный надувной матрас на полу был весь завален провиантом. — Да нам этого добра до второго пришествия хва… — и тут, пораженный, осекся.
Катеньку тоже вдруг пробила небольшая молния, томным, щемящим ознобом пробежавшая вдоль позвоночника. «Тарарамушка, — немо ахнула она, — милый…»
1
Выплывшая из мойки «маздочка» влажно сияла, как облизанный леденец. «Точно соплями намазанная», — осудил Тарарам. Он не стал перед дорогой наводить никчемный лоск, сохранив на «самурайке» умеренный, сизоватый и бархатистый, налет городской пыли, — Рома справедливо считал, что машина создана для человека, а не наоборот, и раз это так, то устройство железяки, конечно, надо содержать в порядке и не марать сиденья соусом от шавермы, но при этом ей все же следует иметь такой вид, который не оскорбляет чувства соотечественников. «Толковые люди в России всегда это понимали, — задумался о преемственности Тарарам. — Ершовский конек-горбунок — вот образец необходимой достаточности: и нá небо заскочит, и уздечку с седлом из ценных пород пластмассы не просит».
Разделились по гендерному признаку: Настя — с Катенькой, Егор — штурманом на «самурае». Так, подумалось, сподручней будет испытывать дикое счастье одоления пространства вдаль и вширь.
После мойки заехали в «Ленту» на Обводном — купить пару фляг воды, приличный атлас дорог и водку, которую девицы в свой список вероломно не включили. Полиэтиленовый мешок с двумя бутылками водки, брошенный на заднее сиденье «самурайки» к палаткам и спальным мешкам, долго шуршал и похрустывал, укладываясь, будто недовольный позой и небрежным обращением. Дальше путь лежал по Боровой, на Витебский и на московскую трассу.
Для начала решили поколесить по Валдаю, где, как оказалось, прежде никому бывать не доводилось. Кроме Егора, который лет десять назад гостил на даче у дальней родни в деревеньке Теребень. Помнить толком он ничего не помнил, помимо встречи с лисой на проселочной дороге, гигантских, в три охвата, елей, чудесной бабочки медведицы с багряными, в черных горошинах, крыльями и восхищенных возгласов никогда не бывавшего в Швейцарии отца: «Швейцария! Чистая Швейцария!» Решили — надо посмотреть. Ну а оттуда, если Господь попустит, — через пригоже раскинувшийся по берегам Тверцы и сияющий куполами над монастырскими стенами Торжок на Ржев и Вязьму… Далее из смирения планов не строили — местные духи сами подскажут вернейшие пути.