— Что с тобой, мама? Тебе плохо?
Женщина вытерла лицо полотенцем, ответив:
— Нет, сынок.
— А что это за дядя, с которым ты на улице разговаривала?
— Это наш сосед. Он и раньше здесь жил. Я с ним в одном классе училась. Потом дядя Коля, так его зовут, стал военным, а сейчас, отслужив в армии, вернулся. Кстати, Валера, ты не знаешь, где у нас гвоздодер?
— В сарае, наверное, а зачем он?
Мать объяснила:
— Дяде Коле надо дверь в хату открыть, там же все заколочено.
— А топор подойдет?
— Да, должен.
— Сейчас принесу.
Валера вышел в сени и вернулся с топором:
— Вот, мама.
— Спасибо, касатик, спасибо, родной.
Женщина вышла на улицу, протянула Николаю топор:
— Вот, Коль, пойдет?
— Пойдет.
— Сам-то сможешь?
Есипов взглянул на Ольгу:
— Что?
— Ну, доски оторвать?
— Конечно. Ведь у меня же нога повреждена, а не руки.
— Ну, ладно.
— Как открою, верну.
И майор захромал к своему дому.
Дверь освободил быстро. Вошел в сени, из них в горницу. Внутри царствовал аромат плесени, пыли и еще чего-то слабого, но такого знакомого, что иначе, как запахом детства, назвать трудно. Из мебели почти ничего не осталось, только пустой шкаф без створок да перекосившийся стул без одной ножки. Кто-то основательно почистил избу. Но это даже хорошо. Все равно старый хлам пришлось бы выбрасывать. Николай прошел в спальню, в свою бывшую детскую. Удивительно, но здесь почти ничего не тронуто, на своем месте стояла старая кровать, даже с матрацем и рваным лоскутным одеялом, стол и две табуретки. В спальне покойных родителей — пустота, одни обшарпанные стены да скрипучие доски пола. Начинало темнеть. Есипов взглянул на часы. Без двадцати шесть! Скоро станет совсем темно, надо посмотреть, осталась ли в чулане «летучая мышь». Но в кладовке было пусто. Ладно! На сегодня обойдемся фонарем или лампу керосиновую у Володьки, как придет со службы, одолжим. Или свечи. Майор вышел во двор, обошел дом, пробираясь через бурьян, сбивая щиты с окон. Хорошо, стекла целы. А то ночью прохладно будет. Не май месяц на дворе. Хотя от прохлады и стекла не спасут. Придется печь растопить. Но это уже по обстановке, возможно, и обойдется без этого. Закончив работу, связанную с применением топора, пошел к двору Ольги. Постучал в дверь. Она вышла на крыльцо тут же:
— Все? А мы с сыном только сели уроки проверять.
— Его, кажется, Валерой зовут?
— Да. Помнишь?
— Помню. На поминках видел, но он тогда совсем маленьким был. Сколько ему сейчас?
— Десять. В четвертый класс пошел.
— Учится хорошо?
Женщина вздохнула:
— Как сказать? Не лучше, но и не хуже других. Средне. Но главное, душа у него светлая, к чужому горю и страданию не безразличная.
Николай улыбнулся:
— Это неудивительно. В тебя пошел.
Ольга поправила уложенные в пучок волосы, хотя никакой необходимости в этом не было.
Николай положил топор на скамейку:
— Спасибо, Оля. Рад был тебя встретить. Честное слово. Сколько лет прошло, а увидел и понял, что домой вернулся. В родные места, к родным людям. Иди, учи с сыном уроки, пойду и я.
— Как же ты один в брошенном, холодном доме будешь-то?
— Как-нибудь. Не к тебе же в гости напрашиваться?
Ольга покраснела, достала из кармана нового, что только сейчас заметил офицер, халата, очень удачно подчеркивающего ее красивую фигуру, платок, переложив из рук в руки:
— Ты знаешь, Коль…
Есипов не дал ей договорить:
— Все я знаю, Оля. Насчет гостя я пошутил. А насчет холодного дома? Мне не привыкать. Приходилось и на голой земле спать. А вам с Валерой спокойной ночи и красивых снов.
Он уже повернулся, чтобы уйти, как Ольга тихо спросила:
— Семью позже перевезешь сюда?
Николай взглянул в глаза женщины, спросив:
— Чью семью?
— Как чью? Свою!
Есипов печально улыбнулся:
— Я бы перевез, конечно, да вот только некого перевозить. Нет у меня, Оля, семьи. Нет и никогда не было. Не встретил такую, как ты. До свиданья.
— До свиданья!
Не успел Николай зайти в дом, как почувствовал чутьем разведчика — внутри кто-то есть! И этот кто-то, услышав шаги хозяина, затаился. Затаился где-то в горнице. Скорее всего, за дверью, больше негде. Кто этот неизвестный? Бездомный, облюбовавший пустую хату под временное пристанище? Нет, его майор определил бы сразу, как приехал. Тот обязательно где-нибудь, но оставил бы свой след. И тут он догадался. Этим неизвестным мог быть только Володя Соболев, сосед-участковый! Ну, конечно, вернулся со службы, увидел, что дом Есиповых вскрыт, и зашел проверить, кто это расхозяйничался в соседской избе?
Майор улыбнулся и позвал:
— Соболев! Выходи! Хреновый из тебя конспиратор, за версту ментом отдает!
В проеме показался друг детства:
— А ты, Колян, случаем, не в разведке служил? Смотри-ка, учуял, черт бродячий!
Друзья обнялись:
— Здорово, Колька!
— Здорово, Вова, здорово!
— Ты, никак, решил в отпуске к нам заглянуть?
— Да нет, но об этом потом. И что это мы в темноте-то торчим, пойдем на улицу, что ли? А то у меня при себе, кроме фонаря, никаких осветительных приборов нет в наличии!
Соболев возмутился:
— Ты что, Колян? Какая может быть улица? Ко мне пойдем! Я тебя засек, как со службы пришел. Подхожу к калитке, а из соседней хаты мужик выходит. Признаюсь, не узнал. А все из-за хромоты и трости! Ты че, раненый?
— Нет. Но и об этом потом. Продолжай!
— Ну, идем, идем!
Выйдя на улицу, Соболев продолжил:
— Да еще в руках топор! Заинтересовался. Пошел следом. И только тогда узнал, когда ты с Ольгой Шевцовой заговорил. Не скрою, обрадовался, но сдержался. Думаю, долго ты с ней базарить не будешь. Ну и решил в избе тебя дождаться. Сюрприз устроить. А ты вон как, сразу чужака вычислил!
Николай остановился:
— Погоди, Володь, погоди! Что ты зарядил, как из станкового пулемета? Спешишь куда?
— А куда мне спешить? Просто эмоции захлестывают. Сколько не виделись? А ведь кроме тебя, у меня друзей настоящих так больше и не появилось. Так, знакомые одни! Поэтому не перебивай, дай выговориться!