Слушать такое было неприятно, а понимать трудно. Зотова поглядела на ротного, и тот поспешил подойти. В три руки они выдернули работника милиции из грязи, встряхнули как следует и поставили на ноги.
– Давай все начистоту, только лгать больше не вздумай, – грозно прохрипела замкомэск. – И учти, твоего дядьку Никифора я уже расколола. Услышу, что врешь, для начала нос откушу.
– Зря вы т-как, – всхлипнул парень, без особого успеха пытаясь счистить грязь с казенного обмундирования. – Вы же сами – п-подневольные, понимать д-должны. И ничего такого м-мы не скрывали. Ну, Камни, ну, В-волосатые. В-вообще-то, они не К-камни, а Камы.
Урочище обходили стороной – так с самых давних времен повелось. Первое, чему детей в деревнях учили, когда те только бегать начинали: «Только не в Шушмор. Не возвернешься!» Почему, поясняли неохотно. Самых маленьких пугали огромными змеями, что в норах под каменьями живут. Тех, что постарше – мертвяками. Сползаются, мол, в урочище все грешники с окрестных погостов. Взрослым же и без пояснений ясно было. Шушмор – от одного имени дрожь по телу идет.
Особо любопытные, а также изрядно хмельные, в урочище порой забредали, а после до самой кончины удалью хвалились. В Шушморе бывал, никаких страхов не видал! Змеи, правда, встречались, но самые обычные, мертвяков же и след простыл, обратно по погостам расползлись. Зато папоротники там чуть ли не с взрослую ель размером, целый лес, заблудиться можно. И березы дивные, квадрифолием растут. А еще по ночам небеса светятся, и от того на душе радость настает. Но самое интересное в Шушморе – камни. С дюжину их, все огромные, колеру же непонятного. Вроде бы и красные, и лиловые и всех иных цветов разом. Не лежат, а стоят – вкопаны в давние времена, и не абы как, а ровным колом. А посередине всего – холм, травой да кустарником заросший. То ли могила, то ли старое капище.
Рассказчиков слушали с открытым ртом, но проверять их байки не спешили. Не все возвращались, одному везло, другой так в Шушморе и оставался.
Местные священники с гласом народным были полностью согласны. Некий батюшка, старых летописей начитавшись, рассказал прихожанам, что в давние годы назывались те каменья Волосатыми Камами. И не потому, что волосья из них росли, а в честь подземного беса Волоса, коего языческие предки богом почитали. Чур, вражье наваждение, чур!
Времена, однако, менялись. При царе Александре Освободителе приехали в Пустошь ученые люди из самого Петербурга – песни и сказки записывать. Про Шушмор они слыхали, и в первый же день поспешили в урочище. Вернулись живые и довольные, чуть ли не целую тетрадь исписав. Местным пояснили, что страхов там никаких нет. Папоротник и вправду уникальный, реликтовый, не иначе эндемик. Березу же, квадрифолием растущую, и в иных местах увидеть можно, как в здешнем уезде, так и в соседних. А почему дерево в сечении не круглое, а квадратное, то к ученым ботаникам вопрос. Не иначе, хворь такая.
Камни же в урочище – самый обычный розовый шпат. Вероятно, свезли их языческие предки со всей округи, дабы капище возвести. Велесу-Волосу или кому еще из старых богов, сказать сложно. А все вместе – уникальный природный и исторический памятник, что и было записано в отчете.
Взяли за Шушмор и местные краеведы. В «Шатурском вестнике» напечатали статью, в которой пересказали вычитанную где-то историю про хана Батыя. Будто вел он свои тумены по Мещёре прямо на стольный град Владимир, но у Шушмора встретил сильный отпор. Много монголов сгинуло, нашел свою смерть и ханский родич, правая Батыева рука. На месте его гибели пришельцы насыпали холм и камни вкопали. С тех пор и гневаются неупокоенные духи степняков, не могут забыться в чужой земле.
Бояться перестали. В уезде кипела жизнь, строились дороги, заезжие богатеи Бибиковы надумали ставить стекольный завод. Его Величество Прогресс все ближе приближался к заповедным лесам, позвякивая тяжелой мошной. Не остановить, не удержать! Обитатели окрестных деревень не спорили, но некоторую опаску держали, старики же и вовсе ждали беду. Прогресс прогрессом, а Шушмор – Шушмором.
Так и вышло. О таинственном урочище вновь заговорили, но уже не фольклористы, а репортеры уголовной хроники.
* * *
– Я, как д-должность принял, в уездном архиве в-все дела переглядел, – вздохнул участковый. – Сознательному да п-партийному во всякого В-волоса верить стыдно, но это, т-товарищи, никакие не б-байки. Там дел по Шушмору – п-полка целая, из каждого – баскервильская с-собака получится, как у Коннан-Д-дойля…
Летом 1885 года в Шушмор выехал член земской управы Курышкин по каким-то своим земским делам. Путешествовал он на подводе вместе с возчиком Герасимом Кудриным. Ехали – не доехали. Искали их целый год, но без всякого успеха. «Дело» уложили на архивную полку, высокому же начальству доложили, что, вероятно, не обошлось без разбойников. Недаром поблизости знаменитая Гусилицкая волость, родина самого атамана Чуркина.
Через два года пропал обоз – четыре телеги да пять человек во главе с приказчиком Иваном Рюминым, служившим на заводе Бибиковых. И вновь ничего не нашли, обвинив по всем беднягу-приказчика, брат которого когда-то судился по убойному делу.
В 1893 году исчез почтальон Федотов, тремя годами позже – землемер Родинов, еще через год – местные крестьяне Гужов и Сидоров, подрядившиеся работать на Бибиковых. После этого с завода началось повальное бегство.
– Д-девятнадцать случаев, – резюмировал Федя Громовой. – И еще пять под в-вопросом. Всё на разбойников списано, но те т-тоже Шушмора боялись. В 1901-м одна шайка к нам забежала, схорониться д-думала. И как в омут. Н-надежно спрятались!
Завод закрыли, Шушмор стали обходить стороной. Только перед самой Великой войной в Пустошь приехала научная экспедиция. На этот раз у гостей из Петербурга были не только тетради, но и какие-то сложные приборы. Для пущего бережения ученых мужей сопровождал десяток бородатых казаков. Шушмор и его окрестности обследовали три дня, после чего главный – без бороды, но с усами и в немецких окулярах, поднял к небу палец и важно провозгласил:
– Геомагнитная аномалия!
Маленький Федя, присутствовавший при этой сцене, на всякий случай перекрестился.
Зато сказанное после было понятно даже Феде. Ученый муж блеснул окулярами и, оставив надменный тон, посоветовал «господам местным жителям» не посещать центр помянутой аномалии, где исходящие из земных глубин токи наиболее активны. Почему, объяснять не стал, лишь намекнул на неведомые пока мудрым людям (и даже другу какого-то Горацио) тайны. Была извлечена карта, которую немедленно принялись изучать местные грамотеи во главе с учителем и священником из соседнего села. Центр аномалии оказался похож на лужу с неровными краями, накрывшую перекресток двух грунтовых дорог, одна из которых вела к заброшенному стекольному заводу. Само урочище и пугавшие всех Волосатые Камы оставались несколько в стороне. По мнению владельца немецких окуляров, все пропавшие оказались на несчастливом перекрестке в особо опасный, хотя и непонятный современной науке, момент.