Он все-таки задремал, успев сунуть левую ладонь в карман, где лежало оружие. Мягкое теплое забытье навалилось, запечатало веки, укутало зыбкой, прозрачной тишиной, сквозь которую уже был слышен неясный топот копыт. Призрачные кони уносили в царство Сна…
– Эй, Семен! Товарищ Тулак! Семен!..
Пистолет он вытащил, не открывая глаз. И так же, не глядя, сел, поворачиваясь в сторону крика.
– Охти, барин! Не надо!..
Кажется, дядьке Никифору тоже пришло на ум поглядеть назад. Ротный цыкнул, разлепил веки, помотал головой, прогоняя сонную одурь.
Дорога, в просвете между тучами – клочок синего неба, справа и слева темная стена леса, телега как раз посередине, трудяга-лошадка вытаскивает ее из очередной лужи. Вот и товарищ Зотова…
…То есть, две Зотовой, побольше и поменьше. Та, что побольше, вожжи держит, поменьше…
– Тп-п-пру-у-у!
Возница оказался на диво понятлив. Семен соскочил с телеги, сразу же утонув грязи по щиколотку, хотел крикнуть в ответ, но в последний момент сообразил – тревога отменяется. Ольга в телеге все-таки в единственном числе, а вот рядом с нею…
– Да это же «мыльная»! – удивленно протянул дядька Никифор. – Из санатории которая.
Можно было не пояснять. Потому и поехали двумя телегами, и хитрого милиционера с собой не взяли. «Мыльный человек» Наталья Четверик сдержала обещание. Не иначе, по кварцевой лампе соскучилась.
– Здрасьте, дядя Семен!
Вблизи этих двоих спутать было невозможно – долговязую, бледную, словно рыбье брюхо кавалерист-девицу и крепкую румяную девочку лет одиннадцати. Еще более разнилась одежда – залатанная на локтях офицерская шинель и синий комбинезон с капюшоном, надвинутым на рыжие брови. На ногах гостьи оказались тяжелые ботинки, почему-то без шнурков.
– Ну, здравствуй! – Семен откашлялся. – Что, за лампой поедем?
Девочка взглянула недоверчиво, дернула острым носом.
– А если я у вас документы попрошу?
Ротный почему-то не удивился и сразу полез в карман, однако Наталья скривилась и покачала головой.
– Не надо! Не верю я бумажкам. Все равно убегу, если вы меня сдать захотите.
Семен опять не стал спорить. Приглядевшись, он отметил две удивившие его вещи. Прежде всего, комбинезон. Он чем-то напоминал английский, в котором щеголяли танкисты, но этот был снабжен не только капюшоном, но и высоким воротником, зато не имел пуговиц. Одежда, впрочем, не самое главное. Лицо! То, что ротный принял за румянец, оказалось естественным цветом. Кожа была даже не красной, как у товарища Фраучи, а ярко-алой. Семен не поверил своим глазам, поглядел на руки…
– Вы меня так не разглядывайте! – девочка насупилась. – Сначала смотрите, потом кровь на анализ берете, потом жидкость из позвоночника… Деревенские еще хуже, сразу за колья хватаются. А я их не боюсь. И вас не боюсь. Тетя Оля, скажите: «Раз!»
– Раз! – каменным голосом проговорила замкомэск.
Семен ахнул: девочки на месте не оказалось. Только что была рядом, сидела на телеге…
– А я тут, а я тут!
Голос донесся слева, со стороны леса. Наталья стояла на противоположной стороне проселка у самой опушки.
– Я еще не так могу. Я еще…
Не договорила. Тело в синем капюшоне качнулось и мягко рухнуло на землю.
– Два! – констатировала товарищ Зотова, слезая с телеги. – Семен, ты левой вожжи удержишь?
Девочку уложили обратно на телегу. Подошел дядька Никифор, не преминувший сперва сотворить крест, а после подавший совершенно нелепый совет: «Ихних раздевать надоть». Зотова поглядела на него, и непрошенный советчик предпочел ретироваться.
– И чего теперь?
Вопрос товарища Тулака был столь же бестолков. Наталья лежала недвижно, краска отхлынула от лица, ногти побелели, лишь на шее неровно билась ниточка пульса.
– Лекарства есть? – неизвестно к кому обратился ротный. – Хотя бы нашатырь?
Замокомэск лихорадочно прикидывала, что нужно делать. В голову лезла нелепица, к примеру, влить девочке в рот полстакана водки или дать понюхать керосина. Однако, ни водки, ни керосина в наличии не имелось. Ольга протянула руку, чтобы расстегнуть тесный ворот комбинезона. Девочка вздрогнула и открыла глаза.
– Не надо, тетя Оля. Я сама…
Она попыталась привстать. Зотова помогла, усадила.
– Силы не рассчитала, – Наталья попыталась улыбнуться побелевшими губами. – Мне… Раздеться надо. Согреться чтобы.
Замкомэск и Семен переглянулись.
– Нормальная я, не брежу! – заспешила девочка. – Согреться надо, пока солнце не ушло. Гелиотерапия это, понимать надо. Дядя Семен, вы отвернитесь!..
Ротный сам себе скомандовал «Кру-гом!» и выполнил поворот на месте.
– Здесь нет пуговиц, – донеслось сзади. – Тетя Оля, тут липучки, я вам сейчас покажу… Вы скажите дяде Семену, чтобы он ехал, а мы следом поедем, я немного полежу, пока солнце светит…
– Дядя Семен слышит, – вздохнул ротный и, не оглядываясь, побрел к своей телеге.
Возница встретил его злорадным хмыканьем.
– Убедились, барин, в смысле, товарищ командир? Эти, которые из санатории, когда оголодают или, к примеру, ослабеют, голышом бегать должны. Как есть голышом!..
– Поехали! – вздохнул ротный, но дядька Никифор не унимался.
– Ничего-то вы, городские, не разумеете. Приехали, нашумели, меня испужали чуть не до смерти, а много ли узнали? Да у нас в округе даже буй да кукуй ведают, что эти «мыльные» от солнца питаются. Им немец под кожу инхвузорию засобачил, вот эта инхвузория их и кормит, а сама, значит, солнцем сыта.
Семен посмотрел вверх, в синий небесный просвет, поймал взглядом робкий солнечный лучик. Инхвузории – они же красные амебы с ложноножками. Гелиотерапия… Как это товарищ Зотова пела?
– Санитарам не под силу, —
Много раненых бойцов:
Кто с простреленной рукою,
Кто с оторванной ногой.
– Товарища Кима нелегко удивить, – Сталин улыбнулся в рыжеватые усы. – Но мы все же попробуем.
На зеленое сукно огромного стола легла небольшая коробка, обтянутая крокодиловой кожей. Блеснуло серебро – свет лампы отразился от овальной пластинки, на которой угадывалась гравировка.
– Что скажете?
Виктор Вырыпаев и Семен Тулак, сидевшие в конце стола, переглянулись, но вставать не стали. Товарищ Ким усмехнулся, выпустил густое кольцо дыма и не спеша взял коробку в руки.
– Подходите, товарищи некурящие, – подбодрил Сталин. – Тут интересен эстетический момент.