Батальонный не спорил. Все было вполне логично и даже не противоречило столь дорогой сердцу каждого материалиста науке. Недаром на кладбище он чувствовал себя так странно, думал о всякой мистике, о Некрополисе. Тени у входа, странная колыбельная, ощущение, будто он забыл нечто важное – все становилось понятным. Запрет возвращаться тоже объясним та, что назвалась Доминикой, не хотела, чтобы игра выплыла наружу.
– Могу даже предположить, как сия таинственная особа выглядит. Вы, кажется, сказали, что фотография на кресте была совсем другая? Это и есть лицо вашей знакомой. Сознание заместило образ, попыталось расставить все по местам. Нарисовать сможете?
Молодое, очень печальное лицо… Виктор попытался вспомнить, но черты расплывались, исчезали в сером клубящемся тумане. Только взгляд – тревожный и одновременно странно беззащитный.
– Нет, к сожалению, не смогу… Ладно, будем считать, что вы меня, Гондла, почти убедили. Гипноз – и никакой чертовщины.
Женщина возмущенно фыркнула:
– Почти?! Не верите? Вам больше по душе чертовщина и неупокоенные души? Некрофилией увлекаетесь? Для таких, как вы, и сочиняют байки про красных зомби и большевистских волколаков. Ладно, я, кажется, обещала показать вам свой «браунинг».
Батальонный даже не успел вспомнить, каком оружии речь, а ствол именного пистолета уже смотрел ему прямо в сердце:
– Там табличка, – мадам Гондла дернула накрашенными губами. – Жаль, стемнело, надпись не причитаете. Начало наизусть помню: «Героической подруге Ларисе…» Горжусь! Я обмывала его не в спирте, а в шампанском. Набрала полную ванну… Чего стоите, Вырыпаев? Быстро в машину. И попробуйте только дернуться!..
«Доехали благополучно зпт погода архипрекрасная тчк доктор»
Ольга Зотова еще раз перечитала телеграмму, аккуратно сложила бланк, спрятала в карман шинели и быстро огляделась. Возле окошка с надписью «До востребования» змеилась угрюмая очередь. Все были заняты, никто не смотрел на высокую худую девушку в старой шинели, подпоясанной ремнем со «счастливой» артиллерийской пряжкой.
Кавалерист-девица усмехнулась. Все правильно! Потому и зашла на телеграф ближе к вечеру, когда народу погуще, потому и телеграмма «до востребования». Текст оговорили заранее. Если «архипрекрасная», а не как-то иначе, значит, и в самом деле порядок. Дмитрий Ильич Ульянов был опытным подпольщиком. «Мыльную девочку» Наталью Четвертак он отвез в Симферополь, на бланке же стояло «Ростов, проездом».
Конспигация в пегвую голову, товагищи!
Девушка вздохнула и принялась проталкиваться к выходу. Она тоже не сплоховала – кварцевая лампа исчезла из квартиры, наиболее любопытные соседи строго предупреждены. Все хорошо, только без шкодливой Наташки будет очень уж скучно. «Тетя Оля, скажите «раз!..»
– Зотова? Вот так встреча!..
Встреча была по всем правилам – сначала взяли под локти, а уж потом поздоровались. Двое с боков, третий, весь в черной коже, впереди, к фуражке руку прикладывает.
– Не помнишь меня, Зотова? Яша Блюмкин, с Южного фронта. Я с отрядом из окружения прорывался, а твой эскадрон нас прикрывал. У Севска, в ноябре 1919-го. Неужто забыла?
В ином случае кавалерист-девица высказалась бы на всю катушку, но револьверный ствол у поясницы призывал к сдержанности.
– Помню, – шевельнула губами. – Только ты, товарищ Блюмкин, тогда рыжим был.
– Точно! – фронтовой знакомец счастливо рассмеялся. – Рыжий, рыжий, конопатый, убил Мирбаха лопатой!.. А я еще думаю, какая это Зотова? Неужели та самая?
Ненужная улыбка сгинула, толстые губы хищно дернулись:
– К выходу! И без всяких выдумок. Умереть не дадим, а помучаться придется. Пошла!..
– Здравствуйте, товарищ Зотова! – дохнули в правое ухо. – Синцов я, оперуполномоченный ГПУ. Станция Черусти, помните? Как хорошо, что мы вас нашли!..
«А уж я как рада!» – хмыкнула девушка, но не вслух, чтобы не унижаться. Страха не было, только внезапная горькая обида. Подошли, револьвер в спину ткнули… «Пошла!» Если с нею, партийной и в ЦК служащей, такое можно, что про остальных говорить?
На улице от нее не отстали и локтей не отпустили. Блюмкин, шедший первым, кивнул в сторону ближайшего переулка. Только когда зашли за угол, в тихое безлюдье, девушка почувствовала, что хватка ослабла.
– Оружие я уберу, – негромко проговорили слева. – Но вы лучше не рискуйте, товарищ Зотова. Здесь все очень хорошо стреляют.
Сказано было самым спокойным тоном, вполне добродушно, но именно от этих слов Ольге стало действительно страшно. Она вдруг поняла, что могут и вправду убить – не сейчас, так часом позже.
Ее отпустили, он не сразу. Блюмкин не преминул заглянуть в кобуру, которую теперь Зотова носила на шинельном ремне. Убедившись, что там табак, он взял шепотку на пробу, хмыкнул и махнул рукой. Невидимая хватка разжалась. Ольга перевела дух.
– Еще раз здравствуйте, товарищ Зотова! – оперуполномоченный Синцов вынырнул, словно чертик из табакерки. – Вопрос к вам, важный очень…
– Потом! – махнул рукой Блюмкин. – Отведем сначала. Пошли!..
– Нет, я все же спрошу! – Синцов вновь пристроился справа, взял под локоть. – Товарищ Зотова! На станции вас видели с ребенком, с девочкой. Это была не Наталья Четвертак из «Сеньгаозера»? У нее кожа красная, как от ожога…
Блюмкин шел по-прежнему впереди, неизвестный – тот, что советовал не рисковать, сзади. Редкие прохожие, сразу сообразив, что дело нечисто, старались обходить их стороной. Не убежишь и на помощь не позовешь…
– …У нас ее всюду ищут, и в соседнем уезде ищут. А товарища Громового арестовали, упустил, мол, бдительность потерял. Так это она, Четветак, была с вами?
Девушка почти не слушала, пытаясь подсчитать шансы. Если отведут на Лубянку, можно будет вытребовать начальство. Удостоверение и партбилет при ней, плохо, что телеграмму порвать не успела… Шли, однако, недолго и совсем не в сторону Лубянской площади. Миновав небольшой перекресток, Блюмкин уверенно свернул в одну из подворотен.
– За мной!
Сердце сжалось. Выходит, даже не арест? Зотова запоздало пожалела, что не попыталась вырваться в набитом людьми зале. Там, по крайней мере, был шанс.
За подворотней оказался небольшой двор-колодец. Рассмотреть его Ольга не успела – Блюмкин уже стоял возле дверей ближайшего подъезда.
– Вниз, – распорядился он. – Там открыто.
– Сейчас будут ступеньки, – предупредил вежливый голос сзади. – Осторожнее, пожалуйста.
– Вы что – добрый следователь? – не выдержала девушка и резко обернулась.
Крепкий парень в зимней куртке и кепке вынул правую руку из кармана.
Улыбнулся.
– Я не следователь. Пантёлкин Леонид Семенович, бывший старший уполномоченный ВЧК.