Я недостаточно хорошо ее знал, чтобы лезть с расспросами, но переговорил с ее матерью, которая была уверена, что дочь «сама оправится».
— Даже девочкой Каролина не выказывала своих чувств, — вздохнула миссис Айрес. — Она невероятно благоразумна. Вот почему я вызвала ее, когда Родерика ранили. Знаете, она проявила себя великолепной сиделкой… Вы слышали новость? Утром к нам заглянула миссис Росситер и сообщила, что Бейкер-Хайды уезжают. Они увозят девочку в Лондон, прислуга отчалит на следующей неделе. Бедный Стэндиш, опять его закроют и выставят на продажу. Думаю, все к лучшему. Представляете, если б кто-нибудь из нас столкнулся с этой семейкой в Лидкоте или Лемингтоне?
Новость утешала. Перспектива постоянных встреч с Бейкер-Хайдами грела меня не больше, чем миссис Айрес. Еще радовало, что местные газеты наконец-то потеряли интерес к этой истории. Правда, сплетни еще курсировали, да временами кто-нибудь из пациентов или коллег, знавших о моем небольшом участии в происшествии, пытался поднять эту тему, но я быстренько ее сворачивал, и разговор угасал.
Однако Каролина меня тревожила. Проезжая через парк, иногда я видел ее, но теперь, когда рядом с ней не было Плута, она казалась ужасно одинокой. Если я останавливался, она охотно со мной болтала, все было почти как прежде. Выглядела она по-всегдашнему крепкой и здоровой. Вот только лицо иногда выдавало пережитое за последние недели — казалось, оно стало еще грубее и некрасивее, словно вместе с собакой ушли остатки ее молодости и оптимизма.
Наступил ноябрь. Как-то на одном сеансе я спросил Родерика:
— Каролина делится с вами своими переживаниями?
Нахмурившись, он покачал головой:
— Она не очень-то к этому расположена.
— А вы не пробовали ее разговорить?
Родерик еще больше нахмурился:
— Наверное, попытаться можно, да как-то все времени нет.
— Нет времени на сестру? — хмыкнул я.
Он смолчал, а я с тревогой отметил, как потемнело его лицо. Родерик отвернулся, словно боясь о чем-то проговориться. Вообще-то теперь он меня беспокоил не меньше Каролины. Понятно, что для нее не прошла бесследно вся эта история с Бейкер-Хайдами, но меня удивляло, что она и его так подкосила. Дело не в том, что он с головой уходил в работу и был замкнут — это тянулось уже давно. Было еще что-то; я чувствовал, его тяготит какой-то секрет или даже страх.
Я помнил, в каком состоянии мать застала его в вечер приема. Видимо, тогда-то все и началось. Несколько раз я пытался об этом заговорить, но он отмалчивался или менял тему. Может, надо было оставить его в покое. У меня своих забот хватало: холод принес с собой обычные простуды, вызовы шли один за другим. Но чутье мне подсказывало, что пускать дело на самотек нельзя, и, кроме того, я чувствовал себя в ответе за семейство, чего еще совсем недавно не было. И вот, приладив электроды, я запустил машину и прямиком выложил все свои тревоги.
Его отклик меня ошеломил.
— Стало быть, вот так маменька хранит секреты? — Родерик раздраженно заерзал в кресле. — Что ж, этого следовало ожидать. Что она вам наговорила? Мол, застала меня в панике?
— Вы ее встревожили.
— Господи! Просто не хотел появляться на дурацком приеме! Голова раскалывалась. Я выпил и лег спать. Это преступление?
— Конечно нет. Только в ее изложении…
— Боже ты мой! Она преувеличивает! Вечно что-нибудь выдумает! А вот то, что творится под носом… Все, хватит. Если она считает, что я вот-вот свихнусь, бог с ней. Она не понимает. Никто не понимает. Если б вы только знали…
Он смолк. Опешив от его горячности, я спросил:
— Знали — что?
Было видно, что его подмывает рассказать, но, поборов себя, он ответил:
— Ничего.
Потом нагнулся и сдернул с ноги электроды:
— С этим тоже хватит. Я устал. Толку никакого.
Выскочившие из гнезд провода упали на пол. Родерик сбросил резинки и, не опуская штанину, босиком прошел к столу. На меня он не смотрел.
Предоставив ему дуться, я упаковал машину. На следующей неделе Родерик извинился; казалось, он совсем успокоился, и сеанс прошел гладко. Но к моему очередному визиту опять что-то произошло: переносицу его украшала ссадина, а скулу — здоровенный синяк.
— Не делайте такие глаза, — сказал Родерик. — Все утро сестра гонялась за мной, чтобы приложить кусок сала и бог знает что еще.
Каролина была в его комнате — видимо, дожидалась меня; я подошел к Родерику и развернул его к свету.
— Что случилось?
— Полная глупость, даже неудобно рассказывать. — Он раздраженно высвободился из моих рук. — Ночью пошкандыбал в туалет, а какой-то дурак — то есть я — дверь в комнату оставил нараспашку, вот я и впечатался.
— Он грохнулся без чувств, — сказала Каролина. — И только благодаря Бетти не задохнулся или еще что.
— Ерунда! — буркнул Родерик. — Я сознания не терял.
— Ну да! Лежал как бревно, доктор. А перед тем так вскрикнул, что Бетти проснулась. Бедняжка решила, что нас грабят. Она прокралась наверх, увидела распростертого хозяина и, вот умница, помчалась ко мне. Когда я прибежала, он все еще был в отключке.
— Не слушайте ее, доктор, — нахмурился Родерик. — Она преувеличивает.
— Сам знаешь, что нет, — ответила Каролина. — Мы сбрызнули его водой, чтобы привести в чувство, так он вместо благодарности нас облаял и потребовал оставить его в покое…
— Ладно, ты доказала, что я идиот. По-моему, я сам тебе в этом признался. Теперь можно закончить тему?
Тон его был резок. На секунду Каролина растерялась, но, справившись с собой, заговорила о чем-то другом. Родерик пребывал в угрюмом молчании, а затем впервые наотрез отказался от сеанса, повторив, что устал и толку нет.
— Но это неправда, Род! — изумилась его сестра.
— Кажется, нога моя, — капризно ответил он.
— Доктор Фарадей потратил столько сил…
— Если доктор желает выкладываться ради малознакомых людей, это его дело. Говорю тебе, я устал от всех этих щипков и растяжек! Или мои ноги инвентарь? Вот маленько подлатаем и еще попользуемся, ничего, что они сотрутся до культяшек. Так, что ли?
— Род! Что ты несешь!
— Ничего, — спокойно сказал я. — Если Род не хочет, не надо. Хозяин — барин.
Каролина будто не слышала:
— Но ваша статья…
— Она почти готова. По-моему, Род знает, что главный результат уже достигнут. Сейчас я лишь поддерживаю функциональность мышцы.
Не желая разговаривать, Родерик отошел к столу. В конце концов мы с Каролиной отправились в малую гостиную, где вместе с миссис Айрес в подавленном молчании выпили чаю. Прежде чем уйти, я тихонько спустился к Бетти, которая подтвердила рассказ Каролины о ночных событиях. Она спала без задних ног, но ее разбудил крик, сказала девочка. Спросонья она решила, что ее зовет кто-то из семейства, и пошла наверх. Дверь в комнату Рода была распахнута, а сам он с окровавленным лицом лежал на полу. Он был так бледен и неподвижен, что казался мертвым; Бетти «чуть не заголосила», но собралась с духом и кинулась за Каролиной, вместе с которой они привели его в чувство. Род «бранился и говорил чудное».