Вновь и вновь я возвращался к его состоянию. Даже на приеме больных я думал о Роде, с ужасом и отчаянием вспоминая его жуткую историю. Пожалуй, в моей практике еще не было случая, когда я пребывал в такой растерянности. Конечно, знакомство с Айресами мешало мне принять верное решение. Наверное, стоило передать этот случай другому врачу. Но можно ли считать это «случаем»? Род не обращался ко мне за медицинской помощью. Он даже подчеркнул, что вовсе не желал мне поверяться. Тут и речи не было об оплате врачебных услуг. Я не считал, что он представляет опасность для себя или окружающих. Вероятнее всего, помрачение будет медленно набирать силу и в конце концов сожрет его — иными словами, он доведет себя до полного психического распада.
Я стоял перед дилеммой: известить миссис Айрес и Каролину или нет? Я дал слово молчать и в шутку сравнил себя со священником, но всякий лекарь серьезно относится к врачебной тайне. Весь вечер я мучился, принимая то одно, то другое решение… Часов в десять я пошел к Грэмам, чтобы обсудить это дело. Последнее время я редко к ним заглядывал, и мой визит Дэвида удивил. Анна была наверху — хлопотала с прихворнувшим ребенком; мы с Дэвидом сели в гостиной, и я поведал всю историю.
Грэма она тоже обескуражила.
— Как же оно так вышло? Были хоть какие-то признаки?
— Я видел, что с ним не все ладно, но такого не предполагал.
— Что собираешься делать?
— Вот это я и пытаюсь решить. Даже точного диагноза нет.
Дэвид задумался.
— Эпилепсию допускаешь?
— Первое, о чем я подумал. Если так, кое-что прояснилось бы: аура вызывает слуховые и зрительные галлюцинации, затем припадок и потерю сил. Вроде бы все складывается, но, по-моему, дело не только в этом.
— Как насчет микседемы?
— Думал и об этом. Но ведь ее не проглядишь. Никаких симптомов.
— Может, что-то препятствует мозговому кровообращению? Скажем, опухоль.
— Не дай бог! Хотя это возможно. Но опять же никаких признаков… Все-таки я склоняюсь к тому, что это чисто нервное…
— Тоже радости мало.
— Да, конечно. Его мать и сестра ничего не знают. Как думаешь, стоит им сказать? Вот что меня мучает.
Дэвид надул щеки.
— Ты лучше их знаешь, — покачал он головой. — Конечно, Родерик тебе спасибо не скажет. С другой стороны, этим можно спровоцировать кризис.
— Или окончательно потерять контакт.
— Да, опасность есть. Пожалуй, лучше выждать денек-другой.
— А тем временем ситуация в доме приблизится к хаосу, — мрачно сказал я.
— Ну, это уж не твоя забота, — невозмутимо ответил Дэвид.
Он и прежде об Айресах говорил бесстрастно, но сейчас это меня слегка задело. Прикончив выпивку, я поблагодарил его за беседу и побрел домой; я выговорился, и мне стало чуть легче, но я так и не знал, что делать дальше. Я вошел в темную смотровую, где возле печки стояли два стула, и будто услышал запинающийся, полный отчаяния голос Родерика; давешняя история вновь обрушилась на меня всей своей тяжестью, и я понял, что просто обязан хотя бы намекнуть его близким, в каком состоянии он находится, и сделать это как можно скорее.
На другой день в полном унынии я отправился в Хандредс-Холл. Выходило, что моя задача состоит в том, чтобы предостеречь Айресов либо от их имени исполнить нечто малоприятное. При свете дня решимости моей поубавилось. Я опять вспомнил о данном слове и вел машину, если можно так выразиться, в корчах нежелания, очень надеясь, что в парке или доме не встречу самого Рода. С последнего визита прошло совсем немного времени, меня не ждали; миссис Айрес с Каролиной, которых я нашел в малой гостиной, от моего внезапного появления явно опешили.
— Вы не даете нам расслабиться, доктор! — Рукой без колец миссис Айрес закрыла лицо. — Я бы приоделась, если б знала, что вы заглянете. Что мы предложим доктору к чаю, Каролина? Вроде бы у нас есть хлеб и маргарин. Вызови-ка Бетти.
Конечно, следовало их предуведомить о своем визите, но я боялся насторожить Родерика; кроме того, я уже привык запросто бывать в этом доме и не сообразил, что мой приход может быть некстати. Миссис Айрес держалась учтиво, но в голосе ее слышалось легкое недовольство; я еще не видел ее такой расстроенной. Казалось, я застал ее не только без макияжа и колец, но и без обаяния. Однако причина ее дурного расположения вскоре выяснилась: чтобы сесть на диван, мне пришлось отодвинуть в сторону какие-то покоробившиеся картонки. Оказалось, это футляры семейных фотоальбомов, которые Каролина раскопала в шкафу утренней гостиной; однако почти все фотографии погибли, разъеденные сыростью и плесенью.
— Это трагедия! — Миссис Айрес показала осыпающуюся страницу. — Здесь фотографии восьмидесятилетней давности, не только семейства полковника, но и моего, Синглтонов и Бруксов. Ведь я давно просила Каролину и Родерика найти эти фотографии и убедиться, что они целы. Я понятия не имела, что они в утренней гостиной, думала, они где-нибудь в мансарде.
Я взглянул на Каролину: позвонив Бетти, она вернулась в кресло и отстраненно перелистывала страницы книги.
— Боюсь, в мансарде они бы тоже не уцелели, — не поднимая глаз, спокойно сказала она. — В последнее время я туда поднималась лишь затем, чтобы посмотреть, откуда течет. Там стоят корзины с нашими детскими книжками, которые совершенно сгнили.
— Надо было сказать мне, Каролина.
— Наверняка я сказала, мама.
— Я знаю, у тебя и Родерика полно забот, но все это ужасно огорчительно. Вот взгляните, доктор. — Миссис Айрес протянула мне старинную «фотографическую карточку», на которой блеклое изображение едва проглядывало сквозь ржавые пятна. — Это отец полковника в молодости. По-моему, Родерик очень на него похож.
— Да, — рассеянно ответил я, выжидая случая, чтобы начать разговор. — Кстати, где он?
— Наверное, у себя. — Миссис Айрес перебирала фотографии. — Эта пропала… и эта… Вот эту я помню… Какой ужас, совершенно испорчена! Моя семья перед самой войной. Здесь все мои братья… можно разглядеть: Чарли, Лайонел, Мортимер, Фрэнк и сестра Сисси… Год назад я вышла замуж и приехала с малышкой… Мы не знали, что уже никогда вместе не соберемся… Через полгода началась война, и два брата почти сразу погибли…
Сейчас в ее голосе слышалось неподдельное горе; Каролина подняла голову, мы переглянулись. Вошла Бетти, и ее отправили за чаем, которого я не хотел и на который не было времени, а миссис Айрес в печальной задумчивости перебирала мутные снимки. Я подумал о том, что ей пришлось пережить за последнее время, а теперь еще ее ждала моя ужасная новость. Без колец ее суетливые руки выглядели голыми и мосластыми. Я вдруг понял, что не смогу взвалить на нее еще одно бремя. Потом я вспомнил наш недельной давности разговор с Каролиной и решил, что будет лучше сначала поговорить только с ней. Какое-то время я безуспешно пытался вновь поймать ее взгляд, а потом встал якобы для того, чтобы помочь Бетти разнести чай. Чуть удивленно Каролина приняла от меня чашку, и я шепнул: