Генерал-марш | Страница: 34

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Достав листок, вновь взглянула на три короткие строчки. Чушь! Пожала плечами, отдала письмо подпольщице.

– Может, тебе интересно будет?

Для себя уже решила – разыграли. Скучно товарищам глупые письма читать, сами решили за дело взяться. А может, ее подбодрить задумали, романтики в служебный быт добавить?

Сима уже сидела за столом. Бумаги отодвинула в сторону, письмо прямо перед собой уложила. В руке – карандаш, бледные губы сжаты. Интересно, что она там увидеть могла?

Удивлялась Ольга недолго. Резкий жест рукой, нетерпеливый взгляд. Остроносая что-то учуяла.

Товарищ Зотова, послушавшись, вернулась обратно к столу. Что с письмом? Первая строчка карандашом обведена. Неровный тонкий овал… Грифель завис над бумагой, подчеркнул слово «Андреевский».

– И что с того? – не поняла замкомэск.

Карандаш, явно возмутившись, дернулся, нарисовал два креста с перекладиной – и возле Верстовского, и возле Нащокина. Померли, значит. Затем скользнул под овал, впился в бумагу:

«Ваганьково! Кладбище!»

Ольга лишь рот раскрыть сподобилась. Вот оно, значит, что! Сама она родом не из Столицы, на Ваганьковом бывать не приходилось, какой там храм (сейчас уже закрыли, поди!), знать не могла. Но и Сима не местная, из Сибири приехала.

Ну, молодец!

Карандаш между тем обрушился на вторую строчку. «Моряк», «страны», «перевал». «Перевал» – подчеркнуто дважды.

– Не понимаю, – честно призналась Ольга. – Плохой перевал, беду несет.

Карандаш вновь впился в бумагу. На этот раз буквы оказались иностранными: «We took our chanst among the Khyber 'ills»! Зотова еле успела сообразить, что это не французский, а карандаш успел подсказать: «Хайберский перевал! Киплинг! Афганистан!» [15]

Совсем непонятно! Киплинг – как известно, бард империализма, во время Гражданской призывал поливать Россию бензином, чтоб горела ярче [16] . Но удивляться было некогда. Допустим, Афганистан. Оттуда приехал моряк, видать, искал там море, да найти не сподобился.

Моряк?! У Зотовой перехватило дыхание.

– Наш полпред! Товарищ Раскольников, бывший мичман флота… Его подруга… Нет, жена – в посольство мамзелей не таскают.

Сима быстро кивнула, а неутомимый карандаш уже успел нацарапать нужную фамилию, вслед за ней – имя с отчеством.

– Лариса Михайловна, значит, – негромко проговорила Ольга. – Слыхала о ней, боевая, говорят, дамочка.

Что получилось? Среди могил Ваганьковского кладбища прогуливались Лариса Михайловна, бывшая супруга товарища Раскольникова, и тот, кому…

Узкая ладонь подпольщицы легла на лицо, закрывая правый глаз, но Ольга уже знала ответ.

– …Кому правая часть мира темна.

Виктор Вырыпаев.

* * *

Страх прошел, сменившись полной ясностью. Выбор прост: Черная Тень далеко, секретарь ЦК Ким – рядом. Ложь не простят.

Леонид помолчал немного, собираясь с мыслями, посмотрел начальнику прямо в глаза.

– Товарищ Ким! Агасфером называл себя человек, присутствовавший на моем расстреле. Если точно, двое нас там было, профессор Артоболевский и я…

Рассказывал недолго, в пять минут уложившись. Промолчал лишь о Блюмочке, которому к стенке стать еще предстояло. Незачем Яшку впутывать.

– Тускулу, значит, вам обещали?

Товарищ Ким, достав из нагрудного кармана трубку, закусил зубами мундштук, поглядел без улыбки.

– Зотова – честный и умный человек, прекрасный работник. Но я ей не доверяю и доверять не буду. Однажды она солгала, пусть даже из лучших побуждений. С ней вместе работал один молодой парень, бывший командир батальона. Признаться, я имел на него очень большие виды. Велел проверить биографию, просто так, для порядка. Он тоже лгал, скрыл свою службу у Махно. Это не мелочи, товарищ Москвин. «Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом». Надеюсь, вы еще помните Писание? «А негодного раба выбросьте во тьму внешнюю, там будет плач и скрежет зубов».

Секретарь Центрального Комитета большевистской партии цитировал Библию. Леонид прикинул, что это, пожалуй, еще невероятнее, чем Тускула.

– В Писании не силен, – спокойно ответил он. – Я чекист, товарищ Ким, что такое служебная тайна, знаю. А еще знаю, что лишние вопросы задавать нельзя. Если мне доверяют секрет, значит, так нужно Центральному Комитету. Докладывать по этому поводу лично вам не считал возможным, потому что давал подписку. Там сказано – «никому не разглашать», значит, ни сослуживцам, ни девице знакомой, ни товарищу Троцкому…

– Ни товарищу Киму.

Голубые глаза блеснули. Кажется, начальство не в обиде.

– А что же вы мне Агасфера сдали? Потому что он подписки не потребовал?

Леониду представилась Черная Тень – прямо здесь, в углу кабинета. Впервые он не почувствовал страха. При свете дня таинственный товарищ Иванов смотрелся совершенно неубедительно.

– Агасфер меня вербовал, товарищ Ким, кстати, не слишком умело. Феликс Эдмундович нас учил: «Tani ryby – zupa paskudny, towarzyszy. – Учитесь работать красиво». Давить на человека, когда на него винтовки направлены, – для такого немного ума требуется. Я ему ничего не обещал, сказал, что подумаю. Считайте, что уже подумал. Конечно, на Тускулу попасть хочется, даже очень. Зацепило меня… Но я почитал документы, а в них сказано, что связь с Тускулой поддерживают не наши товарищи, а белогвардейцы-эмигранты, значит, Иванов либо мне лгал, либо он сам – враг. Тогда с ним и говорить не о чем.

Товарищ Ким взглянул странно, но ничего не сказал. Леонид между тем прикидывал, стоит ли продолжать. Пожалуй, да. Верный в малом и во многом верен.

– И еще… Агасфер сказал, что работает в Совнаркоме. Я выяснял, нет в Совете Народных Комиссаров человека с такой партийной кличкой. И в Центральном комитете нет. Значит, это секретный псевдоним, а тут уж, извините, заговором пахнет. Нет, не хочу!..

Начальник, кивнув, медленно прошелся вдоль стола.

– Заговор, значит… С суждением вы поторопились, но проблему видите верно. Садитесь, Леонид!..

Впервые товарищ Ким назвал его по имени. Бывший старший уполномоченный осторожно присел на край стула. Если начальство не вызвало конвой, а вроде как по душам говорить собирается, что из этого следует?

«Вербовка, понятно!» – пожал плечами чекист Пантёлкин, само собой, мысленно.

– Прежде всего о том, что вам рассказал Агасфер. Вы поняли его так, что кому-то в руководстве страны открылась дорога в Будущее. Скажу сразу – нет. Нашего Будущего мы не знаем и знать не можем, его еще не существует. Зато есть нечто иное. Наш мир – не един, миров очень много, и в каждом – своя История, похожая на нашу, но все-таки немного другая. Такое, конечно, понять нелегко… Вообразите, что мы верим, будто Земля плоская, а звезды – огоньки на небесной тверди. И вдруг узнаем о планетах, звездных системах, о том, что Солнце – всего лишь небольшая звезда на краю галактики. Сразу ли поверим? Поэтому не пытайтесь представить, примите пока как данность. Вы можете спросить, почему такое открытие прячут, не кричат о нем на каждом углу? Гипотеза о множественности миров известна давно, а несколько лет назад в специальных научных журналах появились статьи, где приводятся достаточно убедительные доказательства. Но это пока заинтересовало немногих, Америку мало открыть, надо еще растрезвонить о ней по всем городам и весям. Но с этим ученые не спешат, слишком серьезный вопрос.