Курить не стал, положил трубку на стол.
– Леонид! Не следует путать Российскую Коммунистическую партию большевиков с итальянской преступной группировкой, именуемой мафией. Сходство присутствует, но не в такой же степени! Даже если мы с вами, допустим, не найдем общий язык, никто вас бетоном заливать не собирается. Будете и дальше работать, только о подписке не забывайте. Лучше, конечно, нам договориться…
Товарищ Москвин начальственному смеху не поверил напрочь, мысль же насчет бетона показалась весьма перспективной. Вариантов, впрочем, имелось много. Любители они в этой мафии, кустари!
– А если по тому, что прочитано… Вначале страшно было, а потом – противно. Все, сволочи, загубили, растратили, по ветру пустили! Сейчас у них, у потомков наших, хуже, чем при Николае!.. То есть не потомков, конечно…
– Пусть будет так! – Ким Петрович, взяв трубку, закусил зубами мундштук. – Спрямляем реальности ради лучшего понимания. Они действительно потомки, хоть и не наши. Дорога общая!
– А самое плохое, Ким Петрович, что они и через сто лет разобраться не могут. Вцепились в этого Сталина, будто дел у них поважнее нет. Плох он был, хорош… Это все равно что мы бы сейчас партийную дискуссию про Николая Первого открыли. И ведь что обидно? Союз республик распался, партию запретили – и ради чего? Не белогвардейцы к власти пришли, не эсеры, а публика вроде наших нэпманов. А этим ничего не надо, только бы кошелек набить.
– Белогвардейцы, по-вашему, лучше?
Теперь товарищ Ким не улыбался. Взгляд голубых глаз был холоден и тверд.
– Для нас – да, – выдохнул Леонид, – потому как ясность имеется. Классовые враги – и точка! Против таких легче народ поднять. Вы вспомните, как туго в 1921-м пришлось, когда Антонов и морячки кронштадтские под красным знаменем выступили. А нэпманы – они подлые и хитрые, народ под себя перестраивают, вроде как ядом травят. Я сейчас не только про потомков, но и про нас. НЭП вторым Брестским миром называют, а что в том Бресте хорошего? Полстраны врагу отдали, а война все равно не кончилась…
– Вы еще скажите, что кое-кто в ЦК работал на германский Генеральный штаб, – резко перебил Ким Петрович. – Не распускайте эмоции, Леонид! Вам не нравится НЭП, а меня тошнит от Сталина. Нет, не от нашего Кобы – от того, настоящего.
– А чего тошнит-то? – удивился товарищ Москвин. – С ним как раз все понятно, с тем Сталиным. Обычная контра и перерожденец. За что его потомки хвалят? Да за то, что революционеров перестрелял, а на их костях свою Империю выстроил. Я поглядел, кого из чекистов он жизни лишил. Считай, всех подряд, все враги, все шпионы японские! Понятно почему – чтобы не мешали погоны вводить да маршалом себя назначать. И люди для него – даже не пигмеи, а букашки или вообще винтики. На черта тогда революцию делали?
Сказал и умолк, ожидая ответа. Ким Петрович неторопливо встал, взял со стула трубку, сжал в руке.
– Вам не придется убегать по крышам, Леонид. Общий язык мы с вами, считайте, уже нашли. А теперь послушайте… Страшный опыт наших потомков не должен пропасть зря. Во все века люди творили Историю начисто, спотыкаясь и делая глупости на каждом шагу. Мы теперь можем избежать ошибок. Пусть тот, не наш ХХ век станет для нас черновиком. На календаре 1923 год, все еще впереди. Как сказал бы один известный коммунист, на чистом листе Истории мы напишем самые красивые иероглифы. Даже наследство Сталина нам очень пригодится. Коба прав в главном – интересы страны должны быть на первом месте, социализм строится прежде всего для тех, кто живет в СССР. Мировую революцию нельзя начинать, не имея танковых корпусов. Придется создавать промышленность, решать крестьянский вопрос, укреплять армию. Не так, как Сталин, но с использованием самых удачных его наработок. А насчет конкретных методов нам еще придется крепко думать.
Леонид тоже встал, поглядел в залитое дождем окно.
– Товарищ Ким, а кому это – «нам»? Вы – один из секретарей ЦК. Не мало, но и не слишком много. Троцкий, Зиновьев, Каменев, да и сам Вождь… Они-то как решат? Вон, сейчас новая каша заваривается, скоро стенка на стенку пойдут. Боюсь, им не до этих… Не до красивых иероглифов.
– «Я твердо знаю, что мы у цели, – негромко проговорил Ким Петрович, – что неизменны судеб законы, что якобинцы друг друга съели, как скорпионы…» Насчет Вождя не волнуйтесь, я действую исключительно по его приказу. А по поводу всех остальных… Считайте, что этих скорпионов уже нет!
Их взгляды встретились. Леонид подобрался, выпрямил плечи.
– Так точно, товарищ Ким! Скорпионов уже НЕТ!..
Секретарь ЦК, одобрительно улыбнувшись, закусил трубочный мундштук.
– Из этого и станем исходить, товарищ Москвин. Вы, кажется, служили в армии? Знаете такой сигнал – «генерал-марш»?
– Так это же в старой армии, чуть ли не при первом Николае! – удивился бывший чекист. – Был у меня во взводе один дед-ветеран, рассказывал. Сигнал на трубе играли, чтобы знать, когда в поход идти. Там еще слова имелись: «Конники, други, в поход собираетесь!»
– Не совсем так, ваш ветеран перепутал. Движение начиналось по сигналу «фельдмарш». «Генерал-марш» играли ровно за час, чтобы армия успела приготовиться. Так вот, считайте, что сегодня вы его услышали.
– Генерал-марш, – повторил Леонид. – Хорошо, будем считать, что услышал.
С гадами-белогвардейцами у товарища Кречетова разговор был короткий, но каждый раз особый. С есаулом Бологовым он честно пытался договориться, наступив на горло здоровому инстинкту классовой борьбы. Уж больно досаждали китайцы-гамины, да и монголы князя Максаржава наглели с каждым часом, вырезая в захваченных станицах и старых и малых. Имелся такой грех – тлел в душе Ивана Кузьмича неубиенный огонек идеализма. Свой был Бологов, из довоенных переселенцев, неужто русских от верной гибели не защитит? Но есаул оказался упрям, первым делом потребовав у Обороны сложить оружие. Пришлось взяться за колчаковца всерьез, а тут и «заячьи шапки» подоспели.
А вот черногорца Бакича товарищ Кречетов невзлюбил от всей свой широкой души. Умен был вражина и воевал грамотно, по-партизански, хоть и генерал золотопогонный. Маленькой армии Обороны Сайхота пришлось туго, потому и мечтал Иван Кузьмич лично изловить атамана, даже в монгольскую степь за ним кинулся. Шептались, правда, будто еще причина имелась. Когда беляки взяли станицу Изюмскую, генерал Бакич объявил о создании народной русской власти в Сайхоте под красным знаменем с трехцветным треугольником в левом вернем углу. Никого из местных он этой властью не прельстил, и не такое видели, но одна казачка заслушалась да засмотрелась. Красив был генерал-черногорец, сорокалетний вдовец. Пошли головорезы Бакича дальше, сквозь тайгу, а казачка с ними увязалась, палатку генералу по ночам греть. Узнал об этом красный командующий Кречетов, потемнело у него в глазах…
Эй, Настасья, Настасья Павловна!..