Мысли были далеко, но глаза привычно примечали: узкий коридор, большой зал с несколькими проходами под каменными арками, возле нужной – два черных креста, слева и справа. Потом новый коридор, но уже пошире, ниши в стенах, камешки и галька под ногами. Луч фонаря скользил по влажному камню, утыкаясь в низкие, грубо рубленные своды. Где-то совсем близко капала вода. Кап-кап… Кап-кап… Кап-кап…
Первый перекур сделали примерно через час. Лариса Михайловна осветила фонарем большую неровную вырубку слева от прохода. Внутри – две глубокие ниши и несколько крупных, грубо отесанных камней.
– Туда!
Когда закурили, присев на соседние камни, спутница кивнула в сторону черного прохода.
– Ну как, Москвин, не страшно?
Леонид огрызаться не стал, ответил серьезно:
– Нет, не страшно. Лариса Михайловна, почему вы так волнуетесь? Или я вам настолько не по душе?
Женщина дернула губами, словно выругаться хотела.
– Вы… Какое вам, собственно, дело? Если интересно, скажу. В прошлый раз мне пришлось идти здесь с одним молодым человеком. Он мне очень нравился, очень… Но я уже знала, что ничего у нас с ним не будет. И у него тоже не будет – ничего… А вы, извините, обычный бандит, мы таких в 1918-м в Волге топили, чтобы патроны не тратить.
Товарищ Москвин кивнул, соглашаясь, прищурился:
– Бандит, согласен. Кстати, в нашей банде есть такой закон: «Умри ты сегодня, а я – завтра». Так что вы поосторожней будьте. Отсюда я твердо намерен выйти живым, а насчет вас – как получится. С товарищем Кимом мы уж как-нибудь это перетрем. Ясно?
– Не пугайте, – блеснули крепкие зубы. – У меня за спиной целый батальон таких, как вы. У каждого амбиций было – вагонами загружай. И ничего, сплю крепко.
Достала пистолет, в руке взвесила.
– Докурили? Тогда двигайте, впереди пойдете. Оступитесь, нос расквасите – невелика беда!
Теперь идти стало труднее. Камни так и норовили прыгнуть под ноги, а луч фонаря, бивший в спину, больше мешал, чем освещал дорогу. К счастью, коридор стал заметно шире. Ниши исчезли, зато появились надписи, некоторые на понятном русском, но большинство – славянскими буквами, словно в церковной книге. Имена: Алексий, Сергий, Петр, Николай… «Помоги, Господи!», «Укрепи душу мою», «Пропадаю безвестно». И снова имена: Никифор, Марья, раб Божий Стефан…
После одного из перекрестков Леонид невольно остановился. Из стены выпирало что-то черное, большое. Камень? Нет, не камень – металл. Он протянул руку…
– Это гроб, – пояснили сзади. – Желаете удостовериться?
Рука отдернулась. В ответ – негромкий смешок. Ларисе Михайловне было весело.
Вскоре товарищ Москвин заметил, что привычный стук капель умолк, песок под ногами зашуршал, задымился легкой пылью. Луч фонаря пробежался по стенам, уткнувшись в глухой камень…
– Поворот, – негромко бросила женщина. – Нам направо. Считайте, пришли.
За поворотом оказался еще один коридор, такой же широкий и сухой. Слева, шагах в тридцати, мелькнуло что-то похожее на ступени.
– Идите, идите, – подбодрила Лариса Михайлова. – Возле входа поговорим.
Это действительно оказался вход, аккуратно врезанный в неровный серый камень. Ступеньки, витые колонны по бокам, наверху – небольшая ниша для иконы, пустая. Церковь? Часовня?
Луч фонаря скользнул по тверди, утонув в черной глубине вырубки, затем уткнулся в серый камень ступеней.
– Действуем так, – велела женщина. – Вы входите, а я стою на пороге. Справа стоят две керосиновые лампы, зажжете обе. Потом войду я. Вопросы?
– Что это? – Леонид кивнул в сторону пустой ниши.
– Точно неизвестно. Краеведы называют это место часовней Скуратовых. Считается, что ее приказал вырубить сам Малюта, причем не для христианских служб, а чуть ли не для черной мессы. Малюта, он же Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, имел двор, расположенный не так далеко отсюда… Впрочем, что я вам рассказываю? Вам разве интересно?
Товарищ Москвин, усмехнувшись, развел руками.
– А вдруг пригодится? Опыт предшественников, так сказать.
Что возговорит Малюта, злодей Скурлатович:
«Ах ты гой еси, царь Иван Васильевич!
Не вывесть тебе изменушки до веку!
Сидит супротивник супротив тебя,
Ест с тобой с одного блюда,
Пьет с тобой с одного ковша,
Платье носит с одного плеча!»
– «Князя Серебряного» читали? – Луч фонаря вновь исчез в черной пустоте. – Странно, мне эта книга в детстве очень нравилась. Почему-то я думала, что между нами не может быть ничего… Впрочем, не важно.
Леонид, рассмеявшись, легко шагнул на ступеньки.
– Я его набирал – в типографии. До того, как в разбойники податься, еще и поработать довелось. Если интересно, с двенадцати лет. Вы-то когда в куклы играть перестали?
Заглянув в темноту, вдохнул сухую застоявшуюся пыль.
– Малюта, говорите? Весело выходит!
Надевайте на него платье черное,
Поведите его на болото жидкое,
На тое ли Лужу Поганую.
Вы предайте его скорой смерти!
Все бояре разбежалися.
Один остался Малюта-злодей…
Луч помог – высветил правый угол. Вот и фонари! Товарищ Москвин, достав из кармана зажигалку, щелкнул для верности, двинулся дальше.
Первый фонарь… Есть фонарь!
– Поставьте посредине. Второй – к дальней стене. Там есть дверь…
Лариса Михайловна стояла на пороге. Рука – в правом кармане, к «браунингу» поближе.
– Внутри ничего интересного, просто маленькая комнатка, прохода нет. Не убежите!
Керосин горел нервно, то вспыхивая, то свертываясь трепещущим синим огоньком. Товарищ Москвин поднял фонарь, огляделся, шагнул обратно к входу…
– Эй, вы куда?
Опоздала! Фонарь уже стоял на полу – в пяти шагах от двери. Огонь в очередной раз съежился, и Леонид мягко шагнул в подступившую темноту.
Исчез.
– Вы где?
Луч фонарика, неуверенно пробежавшись по залу, уткнулся в массивный камень ближайшей колонны…
– Москвин, это не смешно. Прятаться здесь негде, убегать некуда…
Лариса Михайловна шагнула вперед, поднимая руку с пистолетом. Керосин ярко вспыхнул, прогоняя тени.
– Я здесь. А вы – стойте на месте. Не вздумайте поворачиваться.
Леонид неслышно возник за ее спиной, заграждая выход. Женщина стояла как раз между ним и фонарем.
– А это – для полной ясности!..
Пуля сухо щелкнула о камень.
Товарищ Москвин опустил «браунинг». «Эсерик» опять не подвел. Как чувствовал – с утра, проснувшись пораньше, занялся резинкой. Накануне специально в «Моссельпром» завернул, в дамский отдел, где рейтузами торгуют. Пиджак надевать не стал, прямо под шинель приспособил.