Так что исчезновение Адама лишь сгущало эту новую, душную и мутную, атмосферу, в которой Тибо передвигался практически вслепую. Конечно же, душа Бодуэна не изменилась. Напротив, он выказывал своему щитоносцу трогательную признательность за лекарство, за которое теперь так ухватился и которое, против всех ожиданий, начало действовать: жар уменьшался, силы возвращались. Это позволило юному герою снова появляться на заседаниях Совета, утверждать свою волю, словом, царствовать, но ему все-таки требовались долгие часы отдыха между делами. Только теперь он уже не охотился и не скакал верхом по холмам, и если Султан не слишком скучал в конюшне, то лишь потому, что Роже Ле Дрю, старший конюх, по приказу короля до возвращения Тибо особенно заботился о коне и следил за тем, чтобы тот не застаивался. Теперь, по просьбе Бодуэна, его сменил Тибо, и ежедневные встречи с прекрасным скакуном помогали ему унять мучительную тревогу. Так было до того утра, когда Жослен де Куртене вошел в конюшню в то время, как Роже седлал Султана для Тибо, и направился к ним тяжелой походкой, которая появилась у него в последние несколько месяцев. Даже не взглянув на сына, он обратился к старшему конюху своим обычным высокомерным тоном:
— А, я вижу, ты Султана седлаешь! Очень удачно, я как раз пришел за ним.
Тибо немедленно вмешался, с величайшим удовольствием отметив при этом, что за год своего плена подрос и сделался выше сенешаля:
— Никто не имеет права прикасаться к королевскому боевому коню... если сам король не прикажет, а меня сильно удивило бы, если бы он отдал такое распоряжение!
— Почему бы и нет? Я ведь его дядя, и в то же время — сенешаль этого королевства. Ну-ка посторонись!
— Об этом не может быть и речи. Именно мне Его Величество поручил Султана, чтобы немного освободить Ле Дрю. К тому же вы не можете ездить на нем: вы слишком тяжелы для этого коня, ему вас не вынести! Он сбросит вас на землю.
Тибо умолчал о том, что Жослен, на его взгляд, был в плохом состоянии: кожа пожелтела, уплотнилась, глаза палились кровью, он вряд ли смог бы справиться с норовистым Султаном.
— Я и сейчас езжу верхом лучше, чем когда-нибудь сможешь это делать ты, молокосос, — недобро ухмыльнувшись, ответил тот. — Впрочем, я сам и не собираюсь па него садиться, ездить на Султане будет мой новый щитоносец Жеро де Юле, а он отличный наездник!
— О да, с его девичьим личиком и глазами газели, — усмехнулся Тибо, уже разглядевший за спиной у Сенешаля прелестного мальчика. — Как бы там ни было, даже если он ездит верхом как сам святой Георгий, к королевскому коню ни он, ни вы не притронетесь!
— Болван! Лучше бы тебе со мной не ссориться. Твой король долго не протянет, а когда он умрет, тебе потребуется мое покровительство.
— Я не нуждаюсь в вашем покровительстве ни теперь, ни в будущем! Я всегда рассчитываю только на свой меч. Что же касается состояния здоровья Его Величества Бодуэна, — готов биться об заклад, что вскоре он снова оседлает Султана!— Сядет в седло? Без рук, без ног — говорят, у него ни кистей, ни ступней не осталось? Ну да, ты всегда был мечтателем.
— Я — мечтатель?
— Ну конечно. Разве ты не мечтал сделаться принцем, женившись на младшей сестре своего господина? Я даже слышал, будто он обещал отдать ее за тебя.
Тибо пожал плечами.
— Не знаю, мессир, у кого вы добываете эти сведения, но, если вы за них платите, знайте, что вас обворовывают. Никогда Его Величество ничего подобного мне не обещал.
— Что ж, тем лучше. В таком случае тебя не огорчит ее предстоящее замужество. За время твоего отсутствия немало воды утекло, и сердце прелестной Изабеллы высказалось так... как пожелали мы с госпожой Аньес.
— Вы говорите загадками. За кого она должна выйти замуж и когда?
— Когда? Не сию минуту — надо еще уговорить бывшую королеву, а также короля, но он ничему помешать не сможет...
— Скажете вы мне, наконец, за кого ее собираются выдать замуж? — проговорил юноша, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица и скрыть поднимавшуюся в душе бурю.
— За молодого Онфруа де Торона, сына госпожи Стефании Шатильонской. Она познакомилась с ним на свадьбе Сибиллы и Лузиньяна.
— Вы никогда не заставите меня поверить, что ее привезла туда королева Мария.
— Нет, не она, это сделал ее супруг, Балиан д'Ибелин, получивший приказ... от короля! Госпожа Аньес сочла несправедливым, что несчастная девочка остается вдали от двора, и хотела доставить удовольствие госпоже Стефании, своей подруге. Должен сказать, королевского приказания было нелегко добиться, но Бодуэн в то время был так болен, что со свадьбой пришлось поторопиться из опасений, как бы ее не пришлось отложить из-за траура. Прелестная Изабелла приехала, посмотрела на Онфруа, он увидел ее, — и любовь довершила дело. Они друг от друга без ума. Надо сказать, более красивую пару трудно себе представить, так не хотелось их разлучать. Она подождет согласия матери в монастыре в Вифании, а это случится довольно скоро. Жених же отправился в Крак учиться рыцарским искусствам у отчима. Правда, не знаю, так ли уж он в этом нуждается, потому что он красив, как греческий бог... Откровенно говоря, он немного похож на тебя... И даже очень похож, потому что, по-моему, он слабоумный.
— Но я не слабоумный! — в бешенстве выкрикнул Тибо. — И Изабелла не смогла бы полюбить такого человека.
— Тем не менее именно это и случилось. Все, на что способен Онфруа, это пощипывать струны и мурлыкать любовные песенки, но, боюсь, с мечом он управляется хуже, чем с лирой. Очаровательный трусишка!
— Трусишка? Внук коннетабля, такого мужественного человека? — презрительно уронил Тибо. — Мне трудно в это поверить! А что говорит Рено Шатильонский?
— Он старается быть обходительным с супругой, поскольку феод ему достался благодаря ей, к тому же любовь Онфруа к Изабелле на руку его политическим интересам... и нашим тоже; таким образом, все преемники этого несчастного прокаженного теперь у нас в руках. Ну так что — уступаешь ты мне этого коня?
Тибо хоте было повторить, что об этом и речи быть не может, но Роже Ле Дрю его опередил.— При всем моем уважении к господину сенешалю, — сказал он, — я никогда не позволю, чтобы кто-то брал одного из коней Его Величества, и так будет до тех пор, пока жив наш король. И уж тем более — чтобы кто-то брал Султана!
— Ладно тебе! Чуть раньше, чуть позже... Я подожду. Я всегда умел ждать!
И его мрачный смех раскатился и затих под высокими сводами просторной конюшни.
Три минуты спустя Тибо оседлал Султана и пустился скакать галопом по дороге, ведущей в Вифанию. Если Изабелла разлюбила его и теперь любит другого, пусть скажет об этом сама. Он слишком хорошо знал, насколько коварен его отец, чтобы полностью и безоговорочно поверить его словам. Казалось, человек, когда-то давший ему жизнь, теперь поставил перед собой задачу отравлять ему эту жизнь. И удавалось это ему как нельзя лучше, потому что в груди Тибо, когда он соскочил с коня у монастырских ворот и яростно дернул веревку колокола у входа, кипела неукротимая ярость. И все же эта ярость утихла, когда его провели в окруженный прохладной внутренней галереей сад с пряными травами, над которыми высились черные кипарисы. Здесь царил такой покой, что всякий гнев, даже не находящий исхода, казался святотатством, и Тибо почувствовал, как боль покидает его.