– Я не защищаю его, сир, я ему помогаю. Его Величество прекрасно знает, что я не могу видеть страдающего и не прийти ему на помощь, я и не прохожу по Гревской площади, если там вершится казнь. Но мне еще тяжелее, если страдает мой друг!
– Этот человек ваш друг?
– Конечно, сир! День за днем он приходил и смотрел, как мы строим вашу прекрасную часовню. Его интересовало все, что касается строительства и умения оживлять камни. Мой кузен Жан де Шель может сказать о нем совершенно то же самое. И если бы молодой человек не был дворянином, я бы с радостью обучил его нашему ремеслу.
– Возможно, и он с радостью стал бы у вас учиться, однако дело обстоит иначе: или этот молодой человек сможет доказать свою невиновность и будет дальше оставаться в качестве благородного дамуазо, или его ждет смерть. Посадите его вот на этот ковер, который расстелен передо мной!
– Сир! Не пристало сидеть подобному человеку перед лицом своего господина! – запротестовал один из советников.
Между тем Рено освободился от объятий архитектора и с большим трудом, цепляясь за его плащ, опустился на одно колено.
– Мой господин и король, – заговорил он, склонив голову, – я не перестаю кричать о моей невиновности, но меня не хотят услышать. Я не стану утомлять слух Вашего Величества, повторяя, что невиновен, я смиренно прошу у вас Божьего суда.
Спокойное красивое лицо короля посуровело:
– Вы хотите сказать, что не доверяете суду короля, помазанника Божия?
Рено нечего было терять, и он отважился на ту прямоту, за которую, безусловно, мог поплатиться головой:
– Короля могут ввести в заблуждение те, кто видит правду по-своему. Бог видит все. Бог никогда не ошибается.
– Хорошо сказано, хоть и дерзко, и король, верный слуга Господа, не станет вам пенять за дерзость. Но как вы можете просить Божьего суда, если не можете стоять на ногах? Как вы будете сражаться?
– Если Бог на моей стороне, он даст мне силы…
Придворные, которые находились в саду, при появлении узника встали вокруг Людовика полукругом, и теперь от них отделился один из них.
– Сражаться? Но с кем? Не со мной же! Сеньор де Куртене не опустится до поединка с проходимцем сомнительного происхождения, который к тому же еще и не рыцарь!
– Остановитесь, кузен! – воскликнул Людовик. – Ваш пыл совсем неуместен. Как можно считать противником едва живого человека?
– Не обращайте внимания на мое нездоровье, сир! – умоляюще проговорил Рено. – Королю известно, что с Божьей помощью может сражаться и умирающий. А я еще жив.
– Не только под звон оружия Господь сообщает свои решения, – вновь заговорил сеньор де Куртене. – Для людей, принадлежащих церкви, женщин и простолюдинов существует ордалия [17] огнем или водой. Она и подходит этому самозванцу! Почему он не просит ордалии? Если Господь на его стороне, он и в воде не утонет, и в огне не сгорит.
– Ну, так я прошу ордалии, – возвысил голос Рено, будучи готовым на все, лишь бы покончить с унижениями, которым его подвергали.
– Помолчите! – властно произнес король, вспыхнув от гнева. – Я не люблю ордалий… Не люблю, потому что с их помощью пытаются принудить Господа к решению.
– В таком случае, сир, мой супруг, придется принимать решение вам. И даже не одно, а два. Придется решить, во-первых, Куртене ли этот несчастный или нет, и во-вторых, преступник он, приговоренный к смерти, или невинная жертва чересчур алчного бальи… Что тоже иной раз случается.
Полная очарования королева Маргарита в шелестящем золотистом платье, отделанном узорной тесьмой из золотой нити, точно такой же, какой был отделан ее головной убор, спустилась в сад вместе с юной Санси де Синь, шагающей вслед за госпожой с необыкновенно важным видом.
– Как вы здесь оказались, милая? – осведомился король, не думая скрывать своего недовольства. – Вы же знаете, я не люблю, когда вы приходите в сад в то время, когда я вершу свою королевскую справедливость.
– Мне показалось, что справедливость несколько запуталась, возлюбленный сир, и я решила, что должна оказать ей посильную помощь, пусть даже самую ничтожную. К тому же, – добавила она с обезоруживающим спокойствием, мило улыбнувшись, – я тоже королева и в отсутствие нашей доброй матери хочу заменить ее… В меру своих слабых сил.
Господи Боже мой, Маргарита была само совершенство! Позабыв обо всех своих бедах, очарованный Рено растворился в обожании. Пусть он скоро умрет, но зато он снова ее увидел! А она готова его защищать! Зато ее супруг, похоже, испытывал при виде Маргариты куда меньший восторг.
– Иными словами, вы полагаете, что можете внести в это дело ясность? – осведомился он.
– По крайней мере, относительно одного из вопросов, мой дорогой господин. Перед вами брат Жан де Мийи, которого вы прекрасно знаете, поскольку он казначей ордена рыцарей-храмовников и ваш тоже. Поскольку брат Жан д’Обон в отъезде, он принес документ, который, по крайней мере, подтверждает все, что говорил этот мальчик о своем рождении.
У Рено больше не было сомнений, что перед ним ангел, и он поверил, что ради него раскрылись небеса, когда увидел перед собой монаха-тамплиера, которого встречал в парижском подворье храмовников, когда останавливался там ненадолго с братом Адамом. Монах держал в руке свиток пергамента, который Рено сразу узнал. Свиток был передан в руки короля и прочитан им с величайшим вниманием, после чего король спросил:
– Глава ордена знает об этой… исповеди?
– Наш настоятель получил ее из рук брата Адама Пелликорна, который был одним из глубоко почитаемых старцев в ордене. Все, что подтверждал брат Адам, никогда не подвергалось сомнению. Зная, что в будущем его подопечного ждет тернистая дорога, брат Адам с согласия сего молодого человека передал этот документ картулярию нашего монастыря, чтобы он находился в безопасности и сохранности, поскольку этот документ – единственное достояние несчастного и ничего другого у него нет. И если глаза меня не обманывают, бедному молодому человеку помощь в самом деле понадобилась.
– Я никому не отказываю в помощи, но хотел бы узнать, кто вас предупредил о том, что юноша в ней нуждается.
– Ее Величество королева. Один из ее слуг пришел предупредить меня.
– А вас, мадам? Кто известил вас?
– Дама из свиты баронессы де Куси. Некая мадемуазель Флора д’Эркри. Она написала мне несколько слов, прежде чем вместе со своей госпожой покинула Париж и направилась в имение барона. Запиской она известила меня о судьбе дамуазо, которого я защищала перед Ее Величеством королевой Бланкой…
Тон Маргариты не оставлял сомнений: она была убеждена, что Рено арестован по воле королевы-матери. Людовик сурово сдвинул брови.