Аннабелла сама разговорила Байрона, вынудив его признаться, что испытывает отвращение к обществу, в котором вращается, что во всем мире у него нет ни единого друга.
Хорошо, что Байрона в ту минуту не слышали Хобхаус. Том Мур или еще кто-то из живо принимавших в его жизни участие. Можно и обидеться, особенно Хобхаусу, который готов отдать жизнь за хромого приятеля. Но, к сожалению, благодарность не входила в число добродетелей лорда Байрона.
Аннабелла смотрела на это прекрасное, умное лицо и мысленно клялась стать самым верным другом поэта! Ей не было дела до того, что у Байрона роман с ее кузиной, что ему может не быть нужен именно такой друг, что фраза могла быть некоторым кокетством окруженного всеобщим почитанием поэта. Со свойственной ей самоуверенностью Аннабелла решила, что если Байрон одинок духовно и в душе борется с собственными демонами, то она обязана стать спасительницей, даже если никто об этом не просит.
Если бы кому-то пришло в голову напомнить об этом, мисс Милбэнк искренне удивилась бы, во-пер-вых, разве поэт всем и каждому говорит о своем недовольстве светом? Во-вторых, если видишь необходимость помочь кому-то, тем более такому человеку, разве не христианский долг сделать это?
Первым забеспокоился отец, не так часто он видел дочь в возбужденном состоянии, как бы Аннабелла ни скрывала свой интерес к поэту, блестящие глаза и постоянное возвращение в разговоре к автору «Чайльд Гарольда» выдавали ее с головой. Девушка написала матери, что Байрон для нее не опасен, поскольку интерес к нему вызван только христианским стремлением помочь справиться с душевными волнениями.
Сэр Милбэнк так не думал, а потому отправился советоваться с сестрой.
Все же герцогиня Мельбурн была немолода, хотя и старалась не замечать свой возраст и не поддаваться ему. Но возраст упрямо давал о себе знать — шесть десятков лет для женщины во все времена заметны.
Герцогиня не принимала и была даже рада, что ее беспокойная невестка леди Каролина отменила балы и танцевальные вечера ради Байрона. Однако брата герцогиня Мельбурн, конечно, распорядилась пригласить в малую гостиную.
— Как ты себя чувствуешь, Элизабет?
— Теперь уже хорошо, но несколько дней размышляла о завещании.
— Неужели так плохо? Каро сказала, что ничего страшного, — почти испугался брат.
Элизабет улыбнулась:
— Я шучу, Ральф. Конечно, ничего страшного, просто нездоровилось, а когда заложен нос и постоянно приходится им хлюпать, несколько неловко показываться в таком виде гостям. А завещание составлено давным-давно… Все же мы с тобой немолоды, как бы ни делали вид, что возраст нас не касается. Как Аннабелла? Я слышала, она делает явные успехи в этом сезоне. Август Фостер даже готов отказаться от поста министра, только бы не покидать твою дочь? Она никого не выбрала?
— Я потому и пришел к тебе. Хочу посоветоваться.
— Что-то серьезное? Крошке Аннабелле сделали предложение?
— Нет.
— Собираются делать?
— Наверное, да. Но у нее душа не лежит к Августу Фостеру.
— Зря. Молодой человек неплох, он серьезен, разве что министром будет уж очень далеко. Вы этого боитесь?
У Ральфа Милбэнка мелькнула мысль, что даже его очень умная и сдержанная сестра произносит слишком много слов. Видно, Элизабет и сама поняла это, потому что рассмеялась, извиняясь, коснулась рукава брата, пригласила его в кресло к столу:
— Прости, я слишком много говорю. Хочешь чаю?
— Нет, спасибо. Элизабет, Аннабелла познакомилась с нынешней знаменитостью — Байроном.
Герцогиня Мельбурн кивнула:
— Я знаю, в доме моей дочери. Почему тебя это пугает?
— Понимаешь, Аннабелла никогда не увлекалась тем, чем восхищались остальные, напротив, для нее худшей рекомендацией было всеобщее почитание. А тут…
Глаза герцогини чуть лукаво блеснули:
— Влюблена? Какая прелесть! Ты можешь быть спокоен, Байрон ей не опасен.
— Белл тоже так твердит, но я боюсь этого увлечения. Мало того, что она откажет всем, кто хотел бы просить ее руки, так ведь и уедет в Сихэм в мечтательном состоянии, а это для Аннабеллы вовсе ни к чему.
Элизабет с изумлением смотрела на брата:
— О, в проницательности тебе не откажешь! Никогда бы не подумала, что ты столь хорошо разбираешься в женских душах. Спасибо, Мари, — поблагодарила она служанку, принесшую чай, и знаком показала, что та может удалиться. Ни к чему, чтобы этот разговор кто-то слышал.
— Приходится быть проницательным, имея взрослую дочь.
— Ты можешь не беспокоиться, лорд Байрон не опасен.
— Но о нем говорят такие ужасные вещи…
— Скорее говорит он сам, а другие повторяют. Нет, Ральф, там не столь испорченная душа.
— Вот эту душу Аннабелла и намерена по-христиански перевоспитывать.
— Ого! Это она так сказала?
— Прямо не говорит, но твердит, что лорд Байрон ей пожаловался на свое неприятие света, на скуку и темные стороны своей натуры, которые надо бы исправить. А она у нас, сама знаешь, склонна помогать исправляться.
Некоторое время герцогиня задумчиво смотрела на огонь, держа наполненную чашку, потом, словно очнувшись от каких-то своих мыслей, передала ее брату. Так же задумчиво сэр Милбэнк взял чашку и пригубил, хотя только что говорил о своем нежелании пить чай.
— Хороший чай. Хитрости заварки или поставщики?
— Поставка с цейлонских плантаций. Могу договориться, чтобы привозили и тебе.
— Да, пожалуй. Так ты не считаешь Байрона опасным?
— Он опасен скорее для моей семьи, чем для твоей. У лорда Байрона скандальный и весьма шумный роман с Каролиной.
— Давно?
— Уже два дня.
Милбэнк расхохотался:
— Два — это не роман!
— Ты не знаешь Каролину, к тому же я неверно выразилась, они два дня как любовники, а увлечение началось раньше. Ральф, я прекрасно отношусь к твоей дочери, и своему сыну предпочла бы в супруги Аннабеллу, а не Каролину, но сейчас ты можешь не беспокоиться, несмотря на всю свою необычность, Байрон предпочтет Каролину. Аннабелла окончательно отказала Августу Фостеру?
— Да.
— Основание?
— Не любит, — вздохнул брат.
— Остальных я и сама бы ей не посоветовала. Не беспокойся, пока у Байрона роман с Каро, он твоей дочери не опасен, а Каролина своего не упустит…
— Я не о его увлечениях пекусь, а о ее.
— Влюбленность малышке Аннабелле не повредит, она слишком серьезна и строга, потому молодые люди и побаиваются. Для такой девушки, как твоя дочь, лучше влюбиться в поэта, чем в светского хлыща.