Из Франции вернулся Хобхауз, полный новых впечатлений и идей. Его мало волновали проблемы взаимоотношений Байрона с будущей тещей, но вникнуть все же пришлось. Друзья расписали поведение поэта как яркое желание остепениться. Верилось мало, но Хобхауз активно принялся помогать.
Байрон рассказывал другу, что был потрясен, когда в Сихэме однажды произошла сцена, весьма напоминавшая общение с леди Каролиной.
— Неужели все женщины таковы или только мне попадаются такие?!
С трудом удалось убедить, что все не так страшно, как ему кажется. Хобхауз видел, что друг не просто нервничает, а почти готов попросту сбежать. Это было бы страшным оскорблением Аннабеллы, которая такого не заслужила. Будь Ньюстед продан, он, пожалуй, так и поступил бы, только отсутствие денег останавливало поэта от бегства.
Под венец Байрон тащил себя почти за шиворот. Он был мрачен, испортив все торжество. Собственно, из-за желания Байрона никакого торжества не было. Милбэнки зря готовились и заказывали свадебный торт, Байрон потребовал скромной церемонии безо всяких приглашенных.
Миссис Милбэнк плакала, вовсе не так она представляла свадьбу единственной дочери, где красивое венчание, где белое платье с огромным шлейфом, подруги с букетами, множество гостей?.. Не меньше ее расстроенный Милбэнк пытался успокоить супругу:
— Байрон сейчас не может позволить себе большие траты на свадьбу. Это хорошо, что он экономен.
Но в душе отец тоже переживал за дочь, уже понимая, что не просто легкой, но и спокойной жизни рядом с нервным, впадающим в ярость при малейшем несогласии Байроном у Аннабеллы не будет. Но дочь спокойно заявила:
— Это моя судьба, и я готова принять ее.
Знать бы, что именно принимает!
На церемонии присутствовали только сами Милбэнки и Хобхауз. Августа, хотя и была приглашена, не приехала, сославшись на детские недуги, остальных скромно не позвали.
Самого жениха перед церемонией с трудом разыскали, он, словно забыв, что остальные ждут, прогуливался в дальнем конце имения в столь мрачном настроении, что Хобхауз даже забеспокоился:
— Джордж, если ты так сожалеешь, не лучше ли остановить все сейчас?
— Нет, я решил, это моя Голгофа!
Сама церемония больше походила на похороны прежней жизни Байрона, чем на венчание, он не удосужился купить новое обручальное кольцо для Аннабеллы, взяв старое материнское, которое к тому же было когда-то утеряно в саду, а потом случайно найдено. Кольцо оказалось велико и тут же упало с пальца новобрачной, что привело миссис Милбэнк в состояние, близкое к шоку. Любая другая мать на ее месте ужаснулась бы не меньше.
Аннабелла сумела сдержать свои эмоции, не подавая вида, как ей тяжело. Стоило пройти венчанию, как молодожены поторопились переодеться и усесться в экипаж, чтобы уехать в Холнаби. Не успел кучер щелкнуть кнутом, как Байрон преподнес Аннабелле первый урок, зло заявив, что жена зря лелеет идиотскую идею переделать его!
— Много слез придется пролить, пока вы добьетесь хоть малейших сдвигов. Вы моя жена, уже одного этого достаточно, чтобы ненавидеть все ваши намерения!
Аннабелла с трудом сдержала слезы и тихо поинтересовалась:
— И меня саму?
— Возможно!
Байрон уткнулся в книгу и больше не проронил ни слова. Взяв себя в руки, несчастная невеста попыталась разговорить мужа, но сделала только хуже. Привычно впав в ярость, Байрон принялся кричать на нее, укоряя за отказ двухлетней давности, уверяя, что женился только из чувства мести за прежнюю обиду, утверждая, что ненавидит ее мать и приходит в ужас от мысли, что сама Аннабелла будет на нее похожа…
— Вам следовало бы выйти замуж за кого-то другого!
Аннабелла окаменела, она знала, что у Байрона тяжелый характер, что он несдержан и подвержен приступам ярости, но не до такой же степени и не в такой же день!
Однако это была прелюдия, мучения Аннабеллы только начинались…
Медовый месяц было решено провести в Холнаби-Холл, в Йоркшире, который сэр Ральф нарочно снял для их медового месяца. Предупрежденные слуги встретили молодоженов, чтобы поприветствовать, но Байрон не стал даже останавливаться, быстро проковыляв мимо и оставив Аннабеллу одну. Это было настолько унизительно, что она снова едва сдержала слезы.
Способ общения с женщинами, если дело происходило за закрытыми дверями, Байрон знал один, он им и воспользовался. Первая брачная ночь, которой так боятся и о которой столько думают девственницы всего мира, если остаются таковыми до замужества, для Аннабеллы превратилась в простой акт на небольшом диване в их гостиной. Байрон и в этом сумел унизить супругу!
Следующий год стал для несчастной женщины настоящим кошмаром, злясь на себя, Байрон старательно превращал ее жизнь в ад. Он неустанно доказывал жене, что та нужна только для удовлетворения плотских желаний, что ничего не стоит сама по себе и обязана выполнять все требования и прихоти супруга. Он отказывался спать рядом с ней, заявив, что не терпит кого-то в постели всю ночь, в первую же ночь Аннабелла была страшно напугана, когда, случайно задев мужа рукой, услышала его дикий крик:
— Не прикасайся ко мне!
Обедать приходилось в одиночестве, поскольку вида жующей женщины Байрон тоже не выносил.
Бесконечные придирки, укоры, напоминания об отказе двухлетней давности… Еще хуже стало, когда пришло письмо от Августы. Байрон почти ткнул листом в лицо супруге:
— Вот кто умеет сделать меня счастливым! Тебе до нее далеко!
— Мы могли бы пригласить Августу погостить у нас…
— Дура!
И все-таки Аннабелла сделала такую глупость. У Августы хватило ума отказаться составить им компанию в медовый месяц, который медовым вовсе не был.
Байрон издевался над женой, без конца рассказывая ей о каких-то грехах, которые совершил и которые нельзя искупить. Он читал вслух письма леди Мельбурн, не задумываясь, что там многое не предназначено для ушей Аннабеллы. Иногда в состоянии настоящей истерики вдруг начинал требовать ответ, почему она отказала два года назад…
По ночам Байрон частенько расхаживал по коридору, вместо того чтобы спать. Обеспокоенная Аннабелла вышла к мужу, кутаясь в шаль:
— Джордж, что случилось, ты болен?
Байрон принялся кричать, что случилось худшее — он продал свою душу!
— Кому?! — верующая Аннабелла дрожала от страха, ожидая услышать самое страшное…
— Тебе!
— Мне?..
— Да, тебе, вам всем!
Он почти бессвязно кричал, что все женщины ему надоели, что существует только одна, которая может понять его и не лезет с расспросами… В конце концов потребовал, чтобы жена ушла к себе и больше не показывалась, если ее не зовут!
Перепуганная таким взрывом ненависти Аннабелла действительно убежала в спальню и до утра проплакала, стараясь, чтобы не были слышны всхлипывания, потому что взъяренный муж продолжал почти бегать по коридору, сильно хромая.