Мери молча пошла вперёд. Она изо всех сил старалась дышать ровно и спокойно, но заговорить не могла. По лицу бежали слёзы.
– Ты смотри, дрожишь вся! Ажно дымишься! – Старая цыганка пристроилась под её торопливый шаг, пошла рядом. – Плюнь… мужик есть мужик. Что с них, дураков, взять? Какими родились, такими и помрут, а других взять негде. Привыкай. А коль не можешь, лучше не связывайся с ним. Вся эта смоляковская порода такая – бешеная. Дед мой молодым ещё хужей был.
– Да я уже привыкла… – вздохнула Мери. Помолчав, всмотрелась в тёмную, тихую степь вокруг. – Тётя Настя… может, этот Беркуло и впрямь не вернётся?
Старая цыганка только с сердцем махнула рукой, прибавила шагу и исчезла в темноте.
* * *
В середине августа в «петуховке» грянула новость: на углу Спасоглинищевского открылась моссельпромовская пивная. Весть принесла взбудораженная до крайности студенка Сула, которой Нина поначалу даже не поверила:
– Как это – пивная? Сула, вам показалось, должно быть? Разве власти разрешат?..
– Ой, да ну вы мне ещё не верить будете, Антонина Яковлевна! – Суламифь, прижимая к груди стопку учебников, таращила для убедительности и без того огромные карие глаза. – Я вам ей-богу говорю, что так и написано: «Пивная с бесплатной закусью после шести вечера»! Подите да взгляньте сами! Мы с Лидкой чуть не рухнули насмерть, когда из техникума бежали!
– Понаоткрывали… – проворчал, оторвавшись от растрёпанной книжицы, поэт Богоборцев. – Уже плюнуть некуда от этих трестов хапучих да магазинов! Теперь вот ещё и пивная!
– Дожились, скоро и рестораны откроются! – не могла успокоиться Сула. – Зря столько лет промучились, а всё опять станет как было! Вот увидите, первым делом жидов из столицы попрут! Ой, и кто ж мне тогда техникум закончить даст? Ой, вот надо было тётю Фаю слушать, когда она меня замуж за счетовода уговаривала!
Молодые люди были правы: НЭП, объявленный Советской властью в марте 1921 года, понемногу набирал силу. Озадаченная Нина на другой день по дороге со службы заглянула всё-таки посмотреть на возрождённое питейное заведение, блистающее новой вывеской на углу Спасоглинищевского. На Солянку она вернулась в глубокой задумчивости и не сразу услышала, что ей кричит со двора Светка.
– Мама, мама, к тебе дядя Миша с Живодёрки пришёл! Там с ним Машка возится, самовар приволокла! Скажи ей, чтоб сюда пришла!
– А ты почему здесь, обалдуйка?! А ну, домой пошла, бессовестная! – рассердилась Нина, но Светка наспех одёрнула подол юбчонки и ускакала как коза. Взволнованная Нина заторопилась домой, на ходу гадая, что могло случиться у живодёрских, если Скворечико в первый раз за полгода заявился к ней.
– Что такое, Мишка, беда у наших?! – с порога, не здороваясь, выпалила она. Скворечико, сидящий у стола со стаканом дымящегося чая, повернулся к ней. Маша, протирающая полотенцем бок старого самовара, испуганно подняла глаза на мать.
– Доброго вечера, сестрёнка, – улыбнувшись, сказал Мишка, и Нина, сразу же поняв, что никакой беды не стряслось, облегчённо выдохнула.
– Хорошая у тебя девочка, настоящей хозяйкой будет, – кивнул он на разулыбавшуюся Машеньку. – Не сосватали ещё?
– Сдурел? – фыркнула Нина, снимая жакет и машинально взбивая пальцами волосы. – Девочка, спасибо тебе, умница моя, я дальше уж сама, иди играй. Тебя там Светка звала… Мишка, чай – вода, ужинать по-настоящему надо! Подожди, я сейчас…
– Не нужно, не хочу, – отказался он. – Ты сядь, я ненадолго, по делу.
– По делу?.. – совсем растерялась Нина, неловко опускаясь на табуретку напротив. В комнате было сумеречно, и в этой полумгле худое лицо Скворечико, которого она так давно не видела, показалось ей ещё более заострившимся и неуловимо постаревшим. В больших тёмных, без блеска глазах сквозила усталость и какая-то непонятная тоска, напугавшая Нину гораздо больше, чем морщины на Мишкином лбу. Она поспешила зажечь лампу, и тени бросились по углам комнаты. Мишка не спеша огляделся.
– Так ты одна живёшь? – спросил он, глядя через плечо Нины в открытое окно, за которым звенели детские голоса. – На службе-то всё слава богу? Девки здоровы?
Нина пожала плечами.
– Не жалуюсь. Вы все там как, на Живодёрке? Я слышала, у тебя сын родился.
– Родился. Могла бы и прийти на крестины-то.
– Незваной в гости не хожу, не приучена, – против воли Нины в её голосе прозвучала жёсткая нотка. Мишка коротко взглянул на неё, снова отвернулся.
– Обижаешься всё?
– Много чести будет. Как Танька твоя?
– Что ей сделается… Здорова, слава богу.
В комнате повисла неловкая тишина. Нина упорно смотрела в медный бок самовара, не пыталась возобновить нелепый разговор. Краем глаза видела, как Мишка достаёт папиросы. Над столом поплыл крепкий запах махорки.
– Ты слыхала, что порядки меняются? – всё-таки первым не выдержал Мишка. – Со дня на день рестораны разрешат!
– Слышала. Надумал снова хор сбивать?
– Знамо дело, людям кормиться надо. Не все же вроде тебя гимназию кончали.
– Или вроде тебя реальное, – без улыбки кивнула Нина. – Ты-то чего решил снова за гитару браться? Я слышала, что на фабрике техником работаешь.
– Работаю, и что с того? Жить-то нужно. Ты меня послушай лучше! – Мишка повернулся к ней, впервые за вечер посмотрел в упор тёмными, большими глазами. – Завтра мы всем домом в Леонтьевский переулок идём, там комиссия…
– Чего?..
– Ну, комиссия от Пролеткульта, проверяет, годимся в артисты или нет. Споём-спляшем, аттестат ихний получим – и в Петровский парк. Там Кленовский наш открывает что-то… Ты с нами пойдёшь?
Нина озадаченно молчала. Затем пожала плечами.
– Да к чему, Мишка? Я со службы уходить не собираюсь. Там и сухой паёк дают, и жалованье уже за июнь выплатили… А у Кленовского невесть что ещё и получится.
– Да нет, там дело верное! – невесело улыбнулся Мишка, и Нину снова словно по сердцу резануло этой улыбкой. – Я же сначала сам с Вадимом Андреичем переговорил! Уж всё решено, ресторан открывается, и помещение прежнее, эльдорадовское, ему дают – за нами только дело! Так Кленовский говорит, что без тебя чтоб и не появлялись! Что он программу только с Ниной Молдаванской начнёт! Если я тебя не уговорю, он сам приедет и на колени встанет, так и сказал. Мы подумали – чего уважаемому человеку в годах позориться?
«Так вот в чём дело», – подумала Нина.
– Нинка, ну что ты, переломишься? – уже серьёзно спросил Мишка. – Поди завтра с нами, спой этим пролеткультовцам что-нибудь, бумажку получи. И сама потом с Кленовским объяснись, коли не хочешь больше в кабак идти. А по-моему, так хватит тебе на машинке стучать. Ты же певица всё-таки, возвращайся. Ежели, конечно, тебя твой чекист отпустит.
Нина пристально посмотрела на него. «Успокойся, – приказала себе. – Только поскандалить не хватало».