Желание войти в нее стало; непереносимым. Может быть, если бы она не продержала его на краю всю прошлую неделю, он не оказался бы так близок к тому, чтобы совсем перестать себя контролировать. Он поднял голову и, тяжело дыша, постарался успокоиться.

Оторвав взгляд от ее грудей, он увидел ее идеальный рот. Как это он его упустил? Он отчаянно нуждался в ее поцелуях — крепких-крепких поцелуях, — прежде чем войти в нее. И он уложил ее так, чтобы взять губами ее губы, прикосновение к которым заставляло вибрировать каждый нерв.

Она раскинула ноги, и он задохнулся, неожиданно оказавшись на пороге свершения. Все в нем стремилось продолжить движение внутрь ее. Один сильный удар. Он почти поддался. И все же чуть отстранился. Сначала ему нужны были ее губы.

— Кейт, — простонал он, накрывая ее рот своим.

Он предвкушал соединение их губ и языков как прелюдию к соединению их тел. Но она крепко сжимала губы. Что-то шло не так, и это было ужасно. Но он уже входил в нее. Было слишком поздно. Он не мог остановиться. Желание превозмогало все, оно управляло его телом. Его разум подчинился телу, у них была одна цель.

Ему нужно было взять ее. Ему нужно было взять ее сейчас.

Наконец-то. Наконец-то. Наконец-то.

Это был взрыв долго сдерживаемых вожделения и страсти, голода и желания. Она была его. Она была его.

Когда к нему вернулась способность двигаться, он перекатился на бок, не выпустив ее. Он с юности не кончал так быстро. Счастливый, но несколько смущенный, он продолжал крепко держать ее и целовал ее лицо и шею.

— Простите, Кейт, — шепнул он и поцеловал кончик ее носа. — В следующий раз я не буду так спешить.

— Так спешить? — спросила она дрогнувшим голосом.

В нем не слышалось благодарности за добрые намерения.

Он приподнялся на локте, чтобы лучше ее видеть, но в тусклом свете лампы не смог прочитать на ее лице, что она испытывает. Он ласково откинул назад ее волосы.

Ему ужасно не хотелось задавать этот вопрос, но ему нужно было знать.

— Я сделал вам больно?

Она покачала головой и тихонько сказала:

— На этот раз совсем не было больно.

— Больно было раньше? С Рейберном?

Ему не хотелось вспоминать, что она принадлежала другому мужчине, ненавистно было даже упоминание имени этого мужчины в его собственной кровати.

Кэтрин попыталась отвернуть голову, но он не дал. Он приподнялся на локте и, глядя ей в лицо, спросил:

— Он никогда не доставлял вам наслаждения в постели?

Она сдвинула брови.

Все оказалось хуже, чем он думал. Он вздохнул и лег рядом с ней. Ему, наверное, следовало этого ожидать. Но он не ожидал. В своей самоуверенности он нисколько не сомневался, что, оказавшись в его постели, она будет получать удовольствие.

Он, конечно, слышал о женах, считающих посещение спален своих мужей мучительной обязанностью, которую необходимо выполнять, чтобы удовлетворить их низменные потребности и произвести на свет наследников. Однако сам он имел дело только с женщинами, которые искали в его постели наслаждение. Они находили его и возвращались, чтобы получить новое наслаждение.

Голос жены оторвал его от этих мыслей.

— Теперь я могу вернуться в свою спальню?

— Вы можете спать здесь.

Он надеялся, что она останется.

— Я знаю, что не смогу здесь уснуть, — сказала она, удивленно подняв брови. — И Джейми не будет знать, где меня найти. Иногда ему снятия плохие сны.

— Если вы не хотите остаться на ночь, я не буду настаивать, — сказал он, все еще надеясь, что она передумает.

Ее ножка оказалась на ступеньке кровати, едва он успел произнести это.

— Кэтрин, — сказал он, удержав ее за запястье, — у вас теперь есть муж, который хочет видеть вас в своей постели. Вы должны сказать Джейми, что он сможет найти вас здесь, если вы не у себя в спальне.

Когда она выбегала из двери, он крикнул вслед:

— Но скажите мальчику, что он должен постучать.

Последующие ночи были не лучше.

Он сказал себе, что не будет брать ее, если она сама этого не захочет. Когда они лежали вместе, он закрывал глаза и представлял себе другую Кэтрин. Девушку, которая смеялась, откидывая назад голову, и протягивала руки к звёздам.

Она приходила к нему каждую ночь, не ожидая напоминания. Она сказала ему, что каждый день молится, чтобы зачать ребенка. Хотя он знал, что никогда бы не стал брать ее против ее воли, он испытывал стыд от того, что он делал. Каждое соитие оставляло все усиливающееся чувство опустошенности.

Хотя она ни в чем ему не отказывала, она полностью его отвергала. Когда она уходила от него, а она неизменно сразу же уходила, он надеялся, что на следующую ночь она не придет.

Но в глубине души он знал, что если Кэтрин не придет к нему, он пойдет в ее спальню. Он был не настолько глуп, чтобы требовать от женщины то, чего она не может дать. И все же он не переставал желать большего.

Другие мужчины заводят любовниц. Многие женщины были бы рады стать его любовницами. Красивые женщины. Страстные женщины.

Но ему нужна была только Кэтрин.

Глава 10

Кэтрин чувствовала себя свободнее, зная, что, хлопоча по хозяйству, не наткнется на Уильяма. На рассвете он получил донесение о кучке налетчиков, пересекших границу, и собрал небольшой отряд, чтобы отразить нападение.

Кажется, он был рад, что нашелся повод покинуть замок.

Кэтрин, как всегда, переговорила с Элис. Она одобрила предложение экономки послать слуг привести в порядок сторожевое помещение у ворот, пока большинство мужчин в отсутствии. Потом она поговорила с поваром. Она наказала ему приготовить обильный ужин к возвращению отряда. Утро было в разгаре, когда она отослала Джейми с нянькой и вернулась в солар, чтобы в мирном уединении заняться рукоделием. Она была сбита с толку и нервничала. Поведение Уильяма приводило ее в замешательство. Когда она ловила на себе его взгляды, полные непонятной тоски, ей хотелось вернуть его прежние горящие взгляды.

Она чувствовала — каким-то образом она делает его несчастным. Но почему? У нее были все основания надеяться, что скоро она забеременеет. Она каждую ночь приходит к нему. Это было совсем не так плохо, как ей представлялось. На самом деле ей все больше нравилось, когда он целовал ей лицо и волосы… и другие места. Часто ей было неловко, хотя потом почему-то было трудно заснуть.

Если бы только она могла поговорить с другой женщиной! Ее мать мало что рассказала о том, что происходит между мужчиной и женщиной в спальне, кроме туманных слов о долге и стойкости. У нее не было сестер и других родственников. Единственная женщина, с которой она могла бы поговорить — хотя она краснела при одной лишь мысли об этом, — была аббатиса Толкотт.