Он проигнорировал испуг женщины и продолжил:
— Без этого она не будет в безопасности. Ты должна объяснить ей так, чтобы она поняла.
Губы Элис сжались в ниточку. Она кивнула.
— Меньше чем через час я вернусь и скажу ей, как это будет происходить. Где я могу помыться?
Отмываясь от пота и въевшейся грязи, Уильям приходил в себя. Он снова и снова припоминал все, что знал о женщине, на которой должен был жениться. Она шпионила за своим мужем и обрекла его на смерть. Без малейших сожалений она предала отца своего ребенка, мужчину, с которым делила постель целых пять лет.
Таковы факты. И что же могли противопоставить им его мечты?
Или она изменилась с той поры, как он видел ее в конюшне, или он ошибался насчет нее. Сколько времени они тогда провели вместе? Час? Два? Что можно узнать за это время? Особенно если молодой мужчина взволнован до глубины души близостью прекрасной девушки при свете луны.
Он узнал, каковы женщины, ёще на коленях своей матери. Единственный раз он забыл вытверженный урок, когда повстречался с девушкой в конюшне.
Она осталась такой же прекрасной, так что ему надо быть осторожным.
Возвратившись в зал уже в парадной одежде, он был готов к дальнейшему. Слава Богу, перед отъездом епископ настоял, чтобы он захватил свое лучшее платье, которое обычно хранилось в поклаже вьючной лошади. Он поднял было руку, чтобы постучать, но остановил себя. Ему не нужно разрешение, чтобы входить куда угодно.
Толкнув дверь, он обнаружил леди Кэтрин и Элис сидящими за маленьким столиком у окна. Элис вскочила на ноги, уронив стул. Однако леди Кэтрин спокойно смотрела на него через пар, поднимающийся от чашки, которую она держала у рта. Ничто не дрогнуло в ее лице. Не отрывая от него взгляда, она поставила чашку и негромко сказала:
— Элис, пойди скажи епископу, чтобы он шел к нам.
Уильям недоумевал, зачем это ей понадобилось, и решил, что вскоре все узнает.
Элис бросила на хозяйку взгляд, говорящий, что она считает неразумным оставлять ее наедине с Уильямом. Но леди Кэтрин кивнула, и Элис подчинилась.
Впервые оставшись одни, они долго оценивающе смотрели друг на друга. В ее ярко-синих глазах он не увидел ни намека на узнавание. Он снова перебрал обрывки воспоминаний. Ничто в девушке, о которой остались пусть обрывочные, но яркие воспоминания, не согласовывалось с тем, что он знал о женщине, сидящей перед ним. Однако она была такой прелестной, что ему совсем не хотелось размышлять об этом.
Ее гладкая фарфоровая кожа чуть-чуть порозовела.
— Рад видеть, что вы уже не так бледны, как прежде, — сказал он.
— Обычно я не теряю сознание, — поспешно сказала она, — но я болела.
— Я надеюсь, что вам стало лучше, потому что между нами необходимо все уладить.
Что-то едва уловимое в мимике ее лица сказало ему, что последний час она потратила на то, чтобы оценить свое положение и выработать план. Он порадовался тому, что на службе у графа Нортумберленда обучился искусству вести переговоры.
— Вы проявили доброту, согласившись жениться на мне, — начала она.
Итак, она начинает партию с банальной попытки усыпить его бдительность.
— Вы были другого мнения, когда в первый раз об этом услышали.
Он хотел выразить удивление, но в его голосе невольно прозвучал гнев. Не обращая внимания на его слова, она продолжала:
— Я поняла, что король предоставил решать вам.
Мимо него не прошло, что она чуть выделила слово «вам».
— На самом деле это не совсем так. — Он пожал плечами. — Совесть не позволяет мне допустить, чтобы женщину несправедливо бросили в тюрьму, когда в моих силах это предотвратить.
— Многие в вашем положении поступили бы по-другому.
Если только они не взглянули бы на нее. Любой мужчина, однажды увидевший ее лицо, не затруднился бы с выбором. Уильям сгорал от желания, ему становилось жарко при мысли, что уже этой ночью он сможет лечь с ней в постель. То, что она предала своего первого мужа и не желала выходить за него замуж, не охладило его пыл.
Желать ее было одно, а доверять ей, — совсем другое.
— Вы льстите мне, говоря, что предпочитаете выйти за меня замуж, чтобы не оказаться в тюрьме, или вы все еще считаете, что одно не лучше другого?
Он снова сказал это слишком резко.
Она покраснела.
— Я протестовала против нового замужества, к тому же слишком скорого, — пробормотала она, опуская глаза. — Не против вас в качестве мужа.
— Так что насчет меня, вы не против? — выпалил он.
Интуиция подсказывала ему, что на первых порах не следовало показывать, насколько затронуты его чувства. Почему он ей не внял? Рассердившись на себя, он встал из-за стола и, повернувшись к ней спиной, стал смотреть в окно. Черт, он женился бы на ней независимо от своих желаний. Но он желал ее. Очень. И надеялся, что она этого не видит.
То, что она произнесла потом, заставило его вернуться к разговору.
— Я соглашусь выйти за вас замуж при одном условии.
Он повернулся к ней, его бровь поползла вверх.
— Вы считаете, что в вашем положении можно выдвигать условия?
— Я так считаю.
Твердость ее тона сказала ему, что она заметила нескрываемое желание в его глазах и осознает власть, которую оно дает.
— Ваша безопасность, ваш дом, ваше положение — этих причин для вас недостаточно? — спросил он.
— Если вы не сможете обещать мне этого, — сказала она, оставаясь неподвижной, — я выберу изгнание или тюрьму, но не стану вашей женой.
Он не верил своим ушам. Она предпочитала тюрьму, только бы не выходить за него замуж.
— Что же это за условие, на котором вы непременно настаиваете?
Она прерывисто вздохнула, и стало ясно, что внешнее спокойствие давалось ей нелегко. Однако, начав говорить, она смотрела ему прямо в глаза.
— Я должна иметь гарантии относительно своего сына. Вы должны мне обещать, что не сделаете ему ничего плохого. Более того, что вы будете защищать его и его интересы. — Она помолчала. — Такова моя цена.
Он подумал, что она не знает его, не может знать, как ее слова его оскорбляют. Глубоко вздохнув, он сел рядом с ней и накрыл ее лежавшую на столе руку своей ладонью. Она вздрогнула, но не отдернула руку.
— Я обещаю, — сказал он, выдерживая ее взгляд, — и я поступал бы так же без вашей просьбы.
Она колебалась, потом улыбнулась ему слабой улыбкой.
В этот момент предмет их обсуждения ворвался в комнату. Леди Кэтрин не стала пенять ребенку за то, что он им помешал. Напротив, она обняла малыша и поцеловала в темную кудрявую головку. Любовь между матерью и сыном была такой очевидной, что Уильям почувствовал, как теплота распространяется от них на него. Горло у него сжалось, он знал, что хочет того же для своих собственных детей.