Закрыв глаза, он прислонился голоной к ее бедру и стал скатывать чулки вниз, дюйм за дюймом. Она еще потянула рубашку, и его лицо дотронулось до обнаженной кожи.
— Прикоснись ко мне, — попросила Линнет, и это все, чего он хотел.
Между ними всегда было так: разделенное вожделение, не ведающее ни неловкости, ни смущения, ни отказа.
Она задрожала от поглаживания его ладони вверх по внутренней стороне бедра. Когда он коснулся ее сердцевины, она уже была горячей и влажной, и он подумал, что вот-вот взорвется. Она наклонилась вперед и оперлась о стол для умывания, ухватившись за него обеими руками, а он ласкал пальцами чувствительный бутон. Когда же она опустила голову и прислонилась лбом к столу, он прикусил гладкую округлую плоть ее ягодицы зубами.
Джейми просунул палец внутрь, и она ахнула. Горло его сжалось. О Боже, в первый раз все произойдет слишком быстро.
Он жаждал вкусить ее с того момента, как опустился на колени, и не встанет, пока не сделает этого.
— Повернись и обопрись спиной о стол, — сказал он.
Она без слов подчинилась. Рубашка упала вниз, и он потянул ее вверх, обнажая золотистый треугольник волос. Он взглянул на нее:
— Ты очень замерзнешь, если снимешь рубашку?
Одним движением она скрестила руки, стянула рубашку через голову и отбросила в сторону.
Груди ее были прекрасны, как всегда. Он накрыл их ладонями. Она застонала, когда он наконец прижался к ней ртом. Ни у одной женщины нет такого вкуса. Что священники знают о женщинах, если провозглашают это грехом?
— Да, да… — шептала она между судорожными вздохами, запутавшись пальцами в его волосах.
Плоть его пульсировала, пока он лизал и посасывал. Каждый вздох и стон говорили ему, что она все ближе к кульминации. Ему хотелось услышать ее крик наслаждения, знать, что никакой другой мужчина не может сделать это для нее.
Он просунул в нее палец, лаская чувствительное местечко языком. Как же он любит, когда ее дыхание вот так меняется. Он знает ее, умеет читать ее тело, словно она продолжение его самого.
Ее крик экстаза был сладчайшей музыкой для мужских ушей.
— У меня… подкашиваются… ноги, — слабо выдохнула она между частыми вдохами и выдохами. — Я упаду…
— Я держу тебя.
Он взял ее рукой под колени и поднял к себе на грудь, вставая на ноги. Когда она обвила вялыми руками его шею, он поцеловал ее глубоким поцелуем, напоминая, что до полного завершения еще очень далеко.
Она томно улыбнулась ему и вскинула бровь:
— В этот раз ты не пожалеешь, нет?
Он покачал головой и понес ее к кровати.
После долгих недель воздержания его чувственный голод был настолько сильным, что Джейми трясло. Он любил ее, словно в первый раз и, возможно, в последний. Их страсть друг к другу была бездонной и бездумной.
После он лежал, обнимая ее за спину, с одной лишь мыслью в голове: «Это то, чего я хочу».
Так зачем же он борется с собой? Так все и должно быть. Оуэн прав. Если она женщина, которую он желает — а это так, — значит, он должен остаться и завоевывать ее, а не покидать поле боя.
Он провел ладонью по ее спине и обхватил ягодицу. Когда она вздохнула и задвигалась, прижимаясь, он про себя улыбнулся. Усилия по ее завоеванию будут гораздо приятнее, чем попытки устоять перед ней. Да, это будет совсем не наказание.
Линнет предстоит узнать, что он может быть столь же решительным, как и она, если только поставит перед собой цель. А его цель — Линнет.
Гордость — ужасная вещь. Ему хочется оставить ее удовлетворенной. Хочется быть уверенным, что в следующий раз, когда она возжелает мужчину, то не сможет думать ни о ком, кроме него. Он хочет, чтобы она сидела у окна и тосковала по нему, томилась по его ласкам, мечтала о нем помимо воли. Он хочет знать, что никто другой никогда не доставит ей такого наслаждения.
Он хочет, чтобы она страдала так же, как страдал он.
Джейми лежал, опершись на локоть, и наблюдал за ней. Не открывая глаз, Линнет сделала глубокий удовлетворенный вдох и пробормотала:
— Я не могу поднять рук.
Она выглядела так, словно тело ее растеклось по постели расплавленным воском. Когда она чуть приоткрыла глаза, он не смог сдержать широкой ухмылки. Потом подул на влажную кожу между грудями, прямо посерединке.
— Мм… божественно, — промурлыкала она, снова прикрывая глаза.
Он подул еще раз, вырвав у нее вздох.
— Если между нами снова будет любовная связь, а судя по всему, она уже есть, — сказал он, — в этот раз она будет на моих условиях.
Ее глаза резко распахнулись.
— Условия? Ты говоришь так, словно мы враги, вступающие в войну.
— Ты проницательна, как всегда. Ну, так хочешь узнать условия?
Она резко втянула воздух, когда он замолчал, чтобы лизнуть все еще чувствительный сосок.
— Или на этом закончим?
Он так и не понял, промелькнула в ее глазах вспышка боли или это было просто удивление. Как бы то ни было, в этот раз он не собирался повторять свою ошибку и осыпать ее романтическими признаниями в любви. Нет, теперь он поумнел и нацелен на победу.
— Не могу сказать, — Линнет вскинула бровь, — пока не услышу условия, которые ты предлагаешь.
— Правило первое: никаких других мужчин, пока будет длиться наша связь.
Должно быть, она почувствовала себя в невыгодном положении, лежа на кровати, потому что села и обхватила руками колени.
— Значит, и никаких других женщин.
— Согласен. Правило второе: когда один из нас захочет эту связь прекратить, он просто сообщит об этом другому.
Линнет закатила глаза.
— Достаточно будет устного сообщения, или это должно быть сделано в письменном виде?
Джейми улыбнулся:
— Сгодится любой из вариантов.
— Еще какие-нибудь условия? — чопорно поинтересовалась она, выпрямляясь.
— Только одно. — Он удерживал ее взгляд, медленно проводя пальцем по руке. — Я знаю, что существуют травы, отвары которых ты можешь принимать, чтобы предотвратить зачатие.
— Это не гарантия, — бросила она, затем повернула голову и просверлила гневным взглядом гобелен на стене — особенно мрачный, где был изображен окровавленный святой с пронзенной стрелами грудью, что отнюдь не улучшило ее настроения. — Как это похоже на мужчину, — пробормотала она, — думать, что выпил отвар, и все в порядке.
— И все равно, — настаивал он, сохраняя непринужденный тон, — ты сделаешь это?
Джейми не хотел, чтобы она считала, что он заманил ее в брачную ловушку, и не хотел вечно гадать, не было ли это единственной причиной, по которой она вышла за него. Для детей время еще будет.