Однако Шилес еще сопротивлялась.
— Это не означает, что я для него пустое место.
— Единственно, что ему действительно важно, — продолжал Гордон, — это быть героем, который спасает клан, проталкивая Коннора в вожди.
В его словах была известная доля правды, поскольку она знала про жгучее желание Йена обрести вес среди сородичей.
— Только из-за желания помочь клану он не стал бы набиваться мне в мужья.
— Я же говорю тебе, — настаивал Гордон, — что в этом случае он может заявить о своих правах на твою землю и замок.
— Пять лет назад он не горел таким желанием, хотя я уже тогда наследовала замок Нок.
Она сама услышала отчаяние в своем голосе.
— То случилось еще до Флоддена. Задолго до смерти отца Коннора и его дяди. До того, как Черный Хью объявил себя вождем.
Шилес покачала головой, потому что отказывалась верить во все это.
— Коннор приказал Йену затащить тебя в постель, чтобы получить мужнино право претендовать на замок Нок, — привел последний довод Гордон. — Я слышал, как Коннор приказывал ему:
«Ради благополучия клана, я готов на все. Нет ничего такого, что я не сделал бы для Коннора».
— Йен ответил, чтобы Коннор не беспокоился, что он возьмет это на себя.
Шилес почувствовала, как ее щеки вспыхнули от унижения.
— Ты ведь знаешь, я никогда не обманывал тебя.
— Не желаю больше ничего слушать!
Шилес отшатнулась от него.
— Ты позволила Йену дурачить тебя пять лет, — сказал Гордон. — Умоляю, не давай дурачить себя всю оставшуюся жизнь.
Пять лет все еще болью отзывались в душе. И наверняка Йен не хранил ей верность, когда был во Франции. Могут ли кольцо и пара нежных слов исправить положение?
— Ради Бога, Шилес, открой глаза и оцени человека, какой он есть на самом деле. — Гордон сделал глубокий вдох и резко выдохнул. — Если передумаешь, я буду тебя ждать.
У нее задрожали губы, когда Гордон развернулся и пошел вверх по тропе к своему дому. Нет, она не может поверить в это. Она чувствовала душу Йена. Он не мог предать ее.
Однако торопливо шагая к дому, Шилес не могла припомнить, чтобы Йен хоть один раз сказал, что любит ее.
Напевая под нос, Йен вылил в лохань второй котел горячей воды. Быстро разоблачился и, кинув грязную одежду в угол, с протяжным довольным вздохом опустился в клубившуюся паром воду.
Сегодня ночью! Сегодня наступит момент, когда его брак станет законным, и он привяжет к себе Шилес на всю жизнь! Ему хотелось предстать перед ней во всей красе. Конечно, так благоухать, как Шилес, у него не получится, но он будет чист и свеж. Он уже отнес в их спальню бутыль вина и расставил по всей комнате горящие свечи.
Откинув голову на край ванны, Йен улыбнулся, представив, как все пройдет ночью.
Черт! Это входная дверь открылась? Он-то рассчитывал, что у него в запасе будет больше времени — отец спал у себя в комнате, а все остальные отправились к соседям посмотреть на новорожденного младенца. Надо поторопиться, потому что женщины скоро должны заняться ужином.
Йен уселся в лохани и принялся намыливать голоду. Окунувшись в воду, чтобы смыть мыло, он почувствовал, как чьи-то пальцы прошлись по его мокрым волосам.
— Шилес, — позвал он, улыбаясь как идиот, с закрытыми глазами и стекавшей по лицу водой.
Она погладила его по плечам, а Йен затаил дыхание, когда ее рука скользнула по груди и дальше вниз по животу. Но что-то было не так. Он резко выпрямился и обернулся. И обнаружил, что это совсем не Шилес.
— Дайна! Что тебе здесь надо?
— А что это такое?
Не успел он остановить ее, как она дернула за шнурок, на котором висел мешочек с приворотным камнем.
— Давай иди отсюда. Видишь, я моюсь. — Йен протянул руку. — Но сначала отдай мне это.
Дайна помахала мешочком у него перед носом, а потом засмеялась и нацепила его себе на шею.
— Это будет подарком взамен того, чем я тебя сейчас одарю.
— Мы ничем не будем друг друга одаривать. — Йен начал терять терпение. — Быстро верни эту штуку.
— Ты не поинтересовался, что я собираюсь предложить.
Дайна провела пальцами вдоль шнурка до ложбинки между грудей, куда провалился мешочек.
— Ради всех святых, что ты творишь, Дайна?
— Я не могла не заметить, что ты ночуешь в старом доме, — сказала она. — Просто стыд, что ты спишь один, хотя это дело можно поправить.
— Мне не интересно, что ты предлагаешь, — отрезал он. — Отдай вещицу и иди отсюда.
Неожиданно Дайна наклонилась и, подхватив юбки, сдернула с себя платье.
— Отдай, говорю.
Должно быть, она заранее расстегнулась, поскольку оказалась в одной рубашке, а платье полетело в руки Йена. Он поднял на нее глаза и увидел, как она, не дожидаясь, что он скажет, стянула с себя и рубашку.
Йен все-таки был мужчина. Он не собирался разглядывать ее. Его вообще не тянуло к ней. Но у Дайны была такая впечатляющая… оснастка. И стояла она совершенно голая! Делу вредило и то, что Шилес постоянно держала его на голодном пайке.
Помимо воли его мужское естество ожило. Что, кстати, совсем не значило, что он собирался пустить его в ход.
— Я хочу, чтобы то отдала вещицу, забрала свои шмотки и убралась отсюда. Мне нужно домыться и переодеться.
— Подойди и отними.
Как она и рассчитывала, его взгляд метнулся на мешочек, который улегся между голых грудей.
Йен оглянулся в поисках полотенца. Черт, оно висело на стуле по другую сторону стола. Должно быть, проследив его взгляд, Дайна сотрясая грудями, кинулась вокруг стола и схватила полотенце.
Ох! Он был готов придушить эту паскуду.
— Если не хочешь одеться и уйти, тогда это сделаю я.
Ухватившись за края ванны, он поднялся и вылез из ванны. Вода текла с него ручьями. Йен потянулся за чистой сорочкой, лежавшей на столе, но тут услышал за спиной какое-то движение и обернулся.
Все пространство небольшой комнаты заполнил крик Шилес. Она увидела его. У нее были неестественно огромные глаза, и она вопила так, словно ее резали.
— Шилес!
Йен бросился к ней, но тут ее взгляд уткнулся в низ его живота, и она снова закричала. Он забыл, что был голым. Схватил со стола рубашку и прикрылся. Хотя она и оставалась девственницей, Йен и предположить не мог, что его голый вид так поразит ее.
— Все в порядке, Шил.
Он стал приближаться к ней.
Она отскочила. В ее глазах был не испуг, как ему сначала показалось, а боль. У него заныло в груди.