— Что именно тебя интересует?
— Ну, много чего… В основном, где ее можно раздобыть.
— Раздобыть? — В темноте я не могла разглядеть выражения лица Адама, но поняла, что он нахмурился. — Ты католичка?
— Нет, я вообще неверующая. Моя мама верила в инопланетян.
— А…
— Да. А почему ты спросил?
— Святая вода есть только у католиков. Ее можно найти в любой католической церкви.
— А в соборе нет?
— Нет, не думаю.
— Но я точно видела там купели. Я еще до Хизер хотела туда зайти, но было уже закрыто.
— Да, купели там есть, но они пустые. Англиканская церковь уже несколько сотен лет не пользуется святой водой.
— А-а… А в католической церкви достать святую воду можно только днем?
— Да нет, не обязательно. Ты… — Он сделал паузу. — Ты хочешь достать ее прямо сейчас?
— Можно и сейчас… Ну да. Не знаю.
— А для чего, если не секрет?
— Наверное, лучше тебе этого не знать. Боюсь, ты не одобришь. Ты когда-нибудь слышал о физике Георгии Гамове?
— Нет. Пока ты будешь мне о нем рассказывать, не возражаешь, если мы свернем в сторону? Я покажу тебе, где можно достать святой воды.
— Правда?
— Да, у меня есть ключи от церкви Святого Томаса. Вот сюда.
Мы пошли через автостоянку и по небольшому проходу между домами выбрались на улицу Бергейт. Здесь, в ряду окруженных зеленью жилых зданий, сразу за автомобильным кругом и церковью Святого Августина, стоял дом Берлема. Интересно, как он теперь выглядит. Я представила себе заколоченные двери и окна, но потом подумала, что это несусветная глупость: в наши дни дома уже никто не заколачивает. Возможно, Берлем его продал. А может, он сейчас там. Однажды, в прошлом году, я уже приходила сюда и стучала в дверь, но мне никто не ответил. Мы с Адамом свернули налево и прошли мимо магазина комиксов: целая витрина супергероев и злодеев, хороших парней и плохих. Я постаралась выкинуть из головы Берлема и, вместо того чтобы думать о нем, рассказала Адаму про Георгия Гамова. Про то, как однажды, еще маленьким мальчиком, Гамов не стал глотать причастную облатку, которую ему дали в церкви, а положил ее под микроскоп — посмотреть, чем она отличается от обычного хлеба. Я объяснила Адаму, что святая вода нужна мне примерно для того же — я хочу поставить эксперимент, который едва ли имеет отношение к духу католицизма. И вот мы подошли к церкви.
— Я не обижусь, если теперь ты меня туда не впустишь.
— Да нет, мне нравится твоя идея с экспериментом. Да и вообще, какая разница, для чего тебе эта вода.
За дверями церкви было темно и пахло ладаном и холодным камнем. Входить внутрь мы не стали — оказалось, что купель со святой водой находится прямо возле входа. Я заметила, что Адам перекрестился перед иконой Богоматери. А я тем временем достала свою бутылочку.
— Наверняка ты не должен позволять мне это делать, — сказала я.
— Это ведь всего лишь вода. Нет никаких правил, в которых говорилось бы, что нельзя уносить ее с собой. К тому же, как я уже сказал, мне больше нет до всего этого никакого дела.
И все же он не стал смотреть на то, как я окунаю бутылочку в купель. Вместо этого он встал позади меня и стал перебирать церковные листовки и просматривать номера «Католик геральд». На стене висел плакат со словами «Усыпальница св. Иуды». Адам поднял руку и дотронулся до него. Скорее всего, он не заметил, что я за ним наблюдаю. Я отвернулась.
— Можно спросить, откуда у тебя эти ключи? — спросила я, когда мы вышли на улицу.
— Я — священник, — отвел он. — Точнее, бывший священник. Можно, я к тебе зайду?
Для того, кто видит мою кухню впервые, это темное, зловонное и гнетущее место, пропахшее чесноком и табачным дымом. Вдобавок ко всему на каминной полке у меня лежит проклятая книга: тоненький томик в выцветшей обложке, который вполне можно и не заметить, если ты — не я.
— Извини, — сказала я Адаму, когда мы вошли.
Я сама не слишком понимала, за что именно извиняюсь. За толстый слой серой пыли на пороге? За сломанные подлокотники дивана? За прожженный в нескольких местах стол? Отставший в нескольких местах линолеум? Когда я здесь одна, я ничего этого не замечаю. Хорошо бы открыть окно, но и без того слишком холодно. Еще я хотела, как обычно, включить все газовые горелки, но удержалась.
— Извини, у меня холодно.
— У меня куда холоднее, — ответил Адам. — Я живу в университетском городке.
— Правда? В котором?
— У меня комната в колледже Шелли. Совсем малюсенькая, и в ней все время пахнет макаронами с сыром. Так что у тебя здесь просто шикарно, можешь мне поверить.
— Хочешь кофе?
— Лучше просто воды, если не сложно.
Я налила в стакан воды из-под крана для Адама и поставила на огонь кофе для себя. За окном проехал поезд, и тонкое оконное стекло тихонько задрожало. Вдруг в углу комнаты что-то шевельнулось — появилось и исчезло, словно призрачная частица. Мышь.
— Мне здесь нравится, — сказал Адам, усаживаясь на диван.
Когда кофе сварился, я села рядом с ним. Пожалуй, никогда еще я не сидела на этом старом диване с кем-нибудь еще. Можно подумать, что мы вместе едем на поезде, сидя спиной по ходу движения, и оба изо всех сил стараемся не соприкоснуться коленями.
— Что такое Усыпальница святого Иуды? — спросила я.
— А, ты заметила.
— Просто увидела плакат на стене. Я уже где-то слышала это имя: святой Иуда. Кому он покровительствует?
— Заблудшим и утратившим надежду. Его мощи хранятся в Фавершеме. Я всегда хожу туда, когда…
— Когда что?
— Когда все идет не так. Почему ты не спрашиваешь о том, о чем спрашивают все?
— Это о чем?
— О том, как так получилось, что я стал священником.
— Такие вопросы мне не очень хорошо даются.
Мы оба замолчали. Наверное, мне нужно было что-то сказать — я знала, что сейчас моя очередь. К тому же мне и в самом деле было интересно. В любой другой момент я бы наверняка захотела узнать, каково это — быть священником и как можно быть священником, а потом взять и перестать им быть. Например, я бы спросила его, почему он все равно перекрестился в церкви. Но теперь у меня была святая вода и Carbo-veg, и я чувствовала себя как в те дни, когда в коробке у меня хранилась бритва и я не могла дождаться, когда все наконец уйдут, я останусь одна и смогу делать все, что захочу.
— Ничего, если я закурю? — спросила я.
— Ты ведь у себя дома, — пожал плечами Адам.
— Ну да, я понимаю, но…
— Да нет, правда, все в порядке.