— Может быть, вы простите ему долги? — спрашивает он Генриха. — По крайней мере, пока жива жена? Вы ведь знаете, он не оставил…
— Сыновей, — завершает фразу король. Мыслями Генрих устремлен вперед: когда-то и я пребывал в сем несчастливом статусе, но совсем скоро у меня родится наследник.
Король дарит Анне майоликовые чаши: снаружи намалевано слово maschio, [76] внутри — пухлые светловолосые младенцы с крошечными кокетливыми фаллосами. Анна смеется. Итальянцы считают, мальчики любят тепло, говорит король. Согревайте вино, пусть веселит кровь, никаких фруктов и рыбы.
— А как вы думаете, — спрашивает Джейн Сеймур, — это уже решено, или Господь решит потом? Интересно, знает ли сам младенец? Если бы мы могли заглянуть внутрь, то поняли ли бы, кто там?
— Джейн, следовало оставить тебя в Уилтшире, — говорит Мэри Шелтон.
— Незачем потрошить меня, чтобы удовлетворить ваше любопытство, мистрис Сеймур, — вступает Анна. — Это мальчик, и никто не смеет говорить или думать иначе.
Анна хмурится, и вы видите, как она собирается, ощущаете великую силу ее воли.
— Хотела бы я родить ребеночка, — говорит Джейн.
— Не увлекайся, — советует ей леди Рочфорд. — Если у тебя вырастет живот, придется замуровать тебя заживо.
— Ее семейство, — замечает Анна, — позор дочери не смутит. В Вулфхолле неведомы приличия.
Джейн краснеет и начинает дрожать.
— Я никого не хотела обидеть.
— Оставьте ее, — говорит Анна, — это все равно что травить мышку.
— Ваш билль еще не прошел, — поворачивается к Кромвелю Анна. — Отчего задержка?
Билль, запрещающий апеллировать к Риму. Он говорит о противодействии, но Анна лишь недовольно поднимает бровь.
— Мой отец поддержал вас в палате лордов, да и Норфолк. Кто смеет нам противиться?
— Билль пройдет к Пасхе.
— Женщина, которую мы видели в Кентербери; говорят, сторонники печатают книги ее пророчеств.
— Возможно, но я приму меры, чтобы их не читали.
— Говорят, в день Святой Екатерины, когда мы были в Кале, она видела так называемую принцессу Марию в короне.
Анна сбивается на яростную скороговорку, вот мои враги, эта пророчица и те, кто с ней; Екатерина, которая сговаривается с императором; ее дочь Мария, мнимая наследница; старая наставница Марии Маргарет Пол, леди Солсбери со всем своим семейством; ее сын лорд Монтегю; ее сын Реджинальд Пол, который сейчас в изгнании, по слухам, претендует на трон — пусть вернется в Англию и тем докажет свою лояльность. Генри Куртенэ, маркиз Эксетер, тоже лелеет надежды, но когда родится мой сын, ему придется смириться с неизбежным. Леди Эксетер, Гертруда, вечно жалуется, что истинной знати перешли дорогу люди низкого происхождения, и вам прекрасно известно, кого она имеет в виду.
Миледи, мягко перебивает Анну сестра, вам нельзя расстраиваться.
— Я не расстроена. — Рука Анны лежит на животе. — Эти люди желают моей смерти, — добавляет она тихо.
Дни коротки и сумрачны, настроение Генриха им под стать. Шапюи вертится и гримасничает перед королем, словно приглашает Генриха на танец.
— Я с недоумением прочел умозаключения доктора Кранмера…
— Моего архиепископа, — недовольно перебивает король: обошедшаяся недешево церемония все-таки состоялась.
— …относительно королевы Екатерины…
— Вы о супруге моего покойного брата, принцессе Уэльской?
— …ибо вашему величеству известно, что диспенсация узаконила ваш брак, безотносительно того, был ли осуществлен предыдущий.
— Я не желаю больше слышать слово «диспенсация», — говорит Генрих. — Не желаю слышать из ваших уст упоминания о моем так называемом браке. У папы нет власти узаконить кровосмешение. Я такой же муж Екатерине, как и вы.
Шапюи кланяется.
— Будь наш брак законен, — Генрих готов сорваться, — разве Господь покарал бы меня, лишив наследников!
— Мы не можем знать наверняка, что достойная Екатерина уже не способна иметь детей.
На губах посла играет ехидная ухмылка.
— Как вы думаете, зачем я все это предпринял? — настойчиво требует король. — Считаете, мною движет похоть? Вы вправду так считаете?
Зачем я уморил кардинала? Разделил страну? Расколол церковь?
— Это было бы сумасбродство, — бормочет Шапюи.
— Однако вы думаете именно так. Так говорите императору. Вы ошибаетесь. Я служу своей стране, сэр, и если ныне вступаю в брак, благословленный Господом, то для того лишь, чтобы жена родила мне законного наследника.
— Нельзя поручиться, что у вашего величества родится сын. Или хотя бы живой младенец.
— А почему бы нет? — Генрих багровеет, вскакивает на ноги, слезы брызжут из глаз. — Чем я отличаюсь от других мужчин? Чем? Скажите, чем?
Императорский посол — настоящий охотничий терьер, маленький, но упорный, однако даже он понимает: если ты довел государя до слез, надо сдавать назад. Пытаясь загладить оплошность — расшаркиваясь, заученно унижаясь — Шапюи замечает:
— Благополучие страны и благополучие Тюдоров — не одно и то же, не так ли?
— В таком случае кого вы прочите на трон? Куртенэ? Или Пола?
— Особы королевской крови не заслуживают такого презрительного тона. — Шапюи трясет рукавами. — По крайней мере, теперь я официально уведомлен о положении леди, тогда как раньше мог только догадываться о нем по ее безрассудным выходкам, коим был свидетелем… Вы понимаете, Кремюэль, сколько поставили на тело одной-единственной женщины? Будем надеяться, с нею не случится ничего дурного.
Кромвель берет посла под руку, разворачивает лицом к себе.
— О чем вы?
— Будьте любезны, не трогайте мой рукав. Благодарю. Скоро вы опуститесь до драки, что меня не удивляет, учитывая ваше происхождение. — Посол хорохорится, но за бравадой — страх. — Оглянитесь вокруг! Своей непомерной гордыней и самонадеянностью она оскорбляет вашу знать. Даже собственный дядя не выносит ее выходок. Старые друзья короля ищут предлоги, чтобы держаться подальше от двора.
— Подождите коронации, вот увидите, они мигом сбегутся обратно.
Двенадцатого апреля, на Пасху, Анна вместе с королем присутствует на торжественной мессе, где молятся за королеву Англии. Его билль прошел лишь накануне; Кромвель ожидает скромной награды, и, перед тем как королевская чета отправится разговляться, Генрих жалует ему пост канцлера казначейства, который занимал покойный лорд Бернерс.
— Бернерс желал, чтобы он достался вам, — улыбается Генрих. Король любит делать подарки, по-детски предвкушая радость того, кого облагодетельствовал.