— А Норфолк…
— Вынеси туши к задним воротам и спроси, кто в приходе голоден.
— Но их надо свежевать! Рубить!
— Ладно, я тебе помогу.
— Это немыслимо! — Терстон в отчаянии теребит фартук.
— Мне будет только в удовольствие.
Он снимает кардинальское кольцо.
— Сидите! Сидите! Будьте джентльменом, сэр. Отдайте кого-нибудь под суд! Составьте закон! Сэр, вам следует забыть, что вы когда-то умели рубить мясо.
Он со вздохом опускается обратно на стул.
— Наши благодетели получают письма с выражениями признательности? Мне следовало бы подписывать их самому.
— Десять писцов целый день только и делают, что строчат такие письма.
— Тебе надо взять еще мальчишек на кухню.
— А вам — еще писцов.
Если король требует его к себе, он едет из Лондона туда, где сейчас король. Первое утро августа застает его в группе придворных, наблюдающих, как Анна в костюме девы Марианны стреляет из лука по мишени.
— Уильям Брертон, добрый день, — говорит он. — Вы не в Чешире?
— Именно там, вопреки очевидному свидетельству ваших глаз.
Сам напросился.
— Просто я думал, вы будете охотиться в собственном поместье.
Брертон скалится:
— Я что, должен давать вам отчет в своих действиях?
На зеленой поляне, в зеленых шелках, Анна швыряет лук на траву — тетива негодная, лук негодный, стрелять невозможно.
— Она и в детстве была такой.
Он оборачивается и видит рядом с собой Марию Болейн — на дюйм ближе, чем подошла бы любая другая женщина.
— А где Робин Гуд? — Он смотрит на Анну. — У меня срочные бумаги.
— До заката он их смотреть не будет.
— А после заката он не занят?
— Она продает себя по дюйму. Все джентльмены скажут, это ваша выучка. Чтобы продвинуться от колена еще чуть дальше, король должен всякий раз готовить денежный подарок.
— То ли дело вы, Мария, послушная девочка. Легла на спинку — получила четыре пенса.
— Ну да. Если укладывает король. — Она смеется. — У Анны очень длинные ноги. Казна истощится раньше, чем король дойдет до сладкого. Воевать во Франции куда дешевле.
Мистрис Шелтон протягивает Анне другой лук, но та, отмахнувшись, решительно идет к ним через поляну. Золотая сетка на голове Анны блестит крохотными алмазиками.
— В чем дело, Мария? Вновь покушаешься на репутацию мастера Кромвеля?
Среди придворных раздаются смешки.
— У вас есть для меня приятные новости? — Она берет его под руку, ее голос и взгляд мягчеют. Смешки разом стихают.
В комнате на северной стороне, где не так печет, Анна говорит ему:
— На самом деле это у меня для вас новости. Гардинер получит Винчестер.
Самую богатую из епархий Вулси; он помнит все цифры.
— После такого подарка мастер Стивен, возможно, станет добрее.
Анна улыбается, кривя рот.
— Не ко мне. Он старается убрать с дороги Екатерину, но не для того, чтобы ее место заняла я. И даже от Генриха этого не скрывает. Я бы предпочла, чтобы у короля был другой секретарь. Вы…
— Рано.
Она кивает.
— Да. Возможно. А вы знаете, что Маленького Билни сожгли? Пока мы тут играли в разбойников.
Билни арестовали, когда тот проповедовал в чистом поле и раздавал слушателям листки из тиндейловского Евангелия. В день казни был сильный ветер, который постоянно отдувал пламя от столба — Билни умирал долго.
— Томас Мор сказал, в огне он отрекся от своих заблуждений, — говорит Анна.
— Люди, присутствовавшие на казни, рассказывали мне иное.
— Билни был глупец! — Лицо Анны наливается гневным румянцем. — Говорить надо то, что сохранит тебе жизнь, пока не настанут лучшие времена. Греха в том нет. Ведь вы бы так и поступили?
Он мнется, что вообще-то не в его характере.
— Ой, полноте, наверняка вы об этом думали!
— Билни сам полез в костер. Я всегда говорил, что этим кончится. Он каялся после первого ареста, а пойманным во второй раз нет милосердия.
Анна опускает глаза.
— Какое счастье для меня и для вас, что милосердие Божие безгранично! — Она заметным усилием берет себя в руки. Распрямляет стан. От нее пахнет лавандой и зеленой листвой. В сумерках ее алмазы холодны, как дождевые капли. — Король разбойников скоро вернется. Идемте его встречать.
Заканчивается уборка урожая. Ночи лиловы, комета сияет над жнивьем. Охотники скликают собак. После Крестовоздвижения на оленей больше не охотятся. Когда он был маленьким, в это время года мальчишки, жившие все лето на пустырях, возвращались домой мириться с отцами — обычно старались прошмыгнуть незаметно, когда приход празднует завершение жатвы и все пьяны. С Троицы они жили чем придется: ловили в силки кроликов и птиц, варили их в общем котле, гоняли проходящих девчонок, которые с воплем разбегались от них по домам, холодными дождливыми ночами тайком залезали в сараи, где согревались песнями, шутками и загадками. В конце лета ему поручают продать котел, и он ходит от двери к двери, расписывая, что это за чудо-вещь.
— Купите котелок, хозяюшка, никогда не будете голодать. Бросьте туда рыбьи головы — выплывет палтус.
— Он дырявый?
— Целее не бывает! Не верите — помочитесь в него. Ну, сколько дадите? Таких котелков не видывали со дней, когда Мерлин был мальчишкой. Бросьте туда мышь из мышеловки — она превратится в запеченную кабанью голову с яблоком во рту.
— Сколько тебе лет? — спрашивает женщина.
— Не скажу.
— Приходи через год — полежим в моей пуховой постели.
— Через год я отсюда сбегу.
— Станешь бродячим фокусником? Будешь показывать всем свой котелок?
— Нет, лучше подамся в разбойники. Или буду поводырем с медведем — это надежнее.
Женщина говорит:
— Желаю успеха.
Вечером после купанья, ужина, пения и танцев его величество изъявляет желание прогуляться. Король пьет домашнее вино, не крепче сидра, однако сегодня быстро опрокинул первый кубок и потребовал еще, так что Френсис Уэстон вынужден поддерживать захмелевшего монарха под локоток. Выпала обильная роса, и джентльмены с факелами осторожно ступают по мокрой траве, под ногами у них хлюпает. Король глубоко вдыхает сырой воздух.
— Вы не ладите с Гардинером, — говорит его величество.
— Я с ним не ссорился, — учтиво замечает Кромвель.
— Значит, Гардинер поссорился с вами. — Король исчезает во тьме и в следующий миг продолжает из-за горящего факела, словно Господь из неопалимой купины. — Я в силах управиться со Стивеном — как раз такой упрямый и решительный слуга мне сейчас нужен. Мне ни к чему люди, которые неспособны отстаивать свое мнение.