Book.

Единственной песней, которую знали и Боб, и Роуэн, и я, оказалась Hey Joe, и вот мы с Роуэном начали играть на «запасных» акустических гитарах Боба, в то время как сам он взялся за свою басуху. Либби хотела петь, но не знала слов, поэтому мне пришлось как-то справляться самой, даже несмотря на то, что Роуэн не спускал с меня глаз. Марк ушел вскоре после обеда, сославшись на «больной живот». Когда Конрад и Саша тоже ушли, мы выпили бутылку ливанского вина, которое Боб принес из лавки и процедил через марлю. Глаза у Либби становились все краснее и краснее, а лицо — все бледнее, и наконец она уснула прямо на диване. Боб, казалось, этого не заметил, он демонстрировал нам рифф за риффом, а я сидела и слушала, с какой бешеной скоростью колотится мое сердце всякий раз, когда я встречаюсь взглядом с Роуэном. Вот опять. Его глаза будто задавали мне вопрос, но я не была уверена в том, какой именно. Вопрос был не о том, можно ли меня снова поцеловать, — тут было что-то гораздо более неоднозначное, но что же?

В половине первого я позвала Бешу, спавшую наверху в гостевой комнате. Сесть за руль в таком состоянии я не могла, поэтому надела на Бешу поводок и сказала Бобу, что вернусь за машиной утром. Роуэн все еще бренчал на одной из акустических гитар Боба, но, увидев, что я собралась, поднялся и сказал:

— Пожалуй, мне тоже пора.

Мы попрощались и вместе вышли из дома.

— Тебе куда? — спросила я, хотя и без того знала.

— К башне, — ответил он. — Но я провожу тебя. Уже поздно.

— Это совсем необязательно.

— Мне будет приятно.

Мы пошли по набережной, и Беша бежала впереди, радостно виляя хвостом. Она остановилась у первой скамейки и принюхалась. Я тоже остановилась, а Роуэн ушел вперед. Потом он понял, что мы отстали, и вернулся.

— Боюсь, собака будет идти медленно, — извинилась я. — Ей нужно все понюхать.

— Ей тут, наверное, очень интересно, — сказал он. — Столько разных запахов.

Он нагнулся и потрепал шерсть у Беши на макушке. Он немного задержался в этой позе, и я даже подумала, не размышляет ли он о том, как было бы хорошо прикоснуться ко мне, — потому что лично я размышляла как раз об этом.

— Наверняка, — согласилась я.

Ночь стояла туманная и беззвездная, и чайки кричали где-то далеко над морем.

— Мег… — Роуэн бросил трепать голову Беши, выпрямился и прикоснулся к моему плечу. И тут же убрал руку.

Мы оба повернулись к реке. Я снова посмотрела на него. Если мы опять поцелуемся, что дальше? Нам ведь нельзя друг с другом переспать. Чего бы я там себе ни нафантазировала, он для меня слишком стар — так стар, что у наших отношений нет будущего. К тому же я связана с другим, а он связан с другой, и вообще в мире все не так просто, как хотелось бы. И все равно — я была пьяна и знала, что, если он меня поцелует, я отвечу на его поцелуй.

Он посмотрел под ноги и откашлялся.

— Лиз от меня ушла, — сказал он.

— Господи, — выдохнула я. — Когда?

— Ну, она ушла, а потом вернулась, — он поежился. — Ушла несколько дней назад.

— Вернулась? Она ушла от тебя и снова вернулась?

— Она передумала. Хочет пойти со мной к семейному психологу.

— А ты что?

Он застегнул молнию на куртке.

— Я хочу спокойной жизни.

— Правда? Большинство людей не хочет.

Я подумала о Либби и о том, как ей с самого начала не нравилась их спокойная жизнь с Бобом. И о себе. Может, на самом деле-то я всегда хотела спокойной жизни и именно поэтому, устроив весь этот шум с побегом к Кристоферу, не сбежала немедленно обратно в Лондон, где Ви предлагала мне остаться у них столько, сколько понадобится. Первые несколько дней в Девоне Кристофер молчал. Но я тогда считала, что это у него пройдет, что он просто слишком тяжело переживает ссору с Беккой и свое предательство по отношению к Дрю. Но это не прошло. Как можно стать счастливой с Кристофером? Это был мой главный вопрос последних семи лет. Ведь должен же быть какой-то способ. Мы оба были молоды, и объективно он не стал менее привлекательным, хотя на меня он начинал производить примерно такое же впечатление, как диван, или сковородка, или пульт от телевизора. Почему я все время думала об этом мужчине — мужчине, который стоял сейчас передо мной и вдруг стал казаться таким тонким и ранимым, как слабое деревце в эпицентре урагана? Почему я все время представляла себе, как снова его поцелую, если в этом не было ровным счетом никакого смысла?

— Правда? — удивился Роуэн. — Я думал, хотят. Когда тебе будет столько же лет, сколько мне…

— Неужели это имеет значение? Разве важно, сколько тебе лет?

— На прошлой неделе мне исполнилось шестьдесят. Я думаю, это имеет значение. Я уже никогда не буду молодым. И мне не хочется оставаться одному в холостяцкой квартире, потихоньку спиваться и не видеть ни одной живой души.

Беша тащила меня вперед — ей не нравилось стоять на месте. Машин поблизости не было, и я отстегнула поводок. Посмотрев на меня, как бы спрашивая разрешения, она побежала вперед и стала обнюхивать поочередно каждую ножку скамейки. Потом обернулась, чтобы понять, что я собираюсь делать дальше. Я медленно пошла вперед, и Роуэн двинулся за мной. Беша бежала за нами, принюхиваясь и поглядывая на меня, принюхиваясь — и снова поглядывая.

— Роуэн, — он шел в ногу со мной, но чуть позади, и я окликнула его. — Зачем ты мне все это рассказываешь?

— Я думал, ты меня поймешь. Я думал — или скорее надеялся — ты поймешь, что мне нужен друг. Большинство людей, которых я знаю, друзья Лиз или ее родственники. А она не хочет, чтобы кто-нибудь об этом знал. Я подумал, что тебе можно доверять. Я знаю, ты почти вдвое моложе меня, и…

— Мне почти сорок, — перебила его я. — Ну, будет скоро, через несколько лет. Я не вдвое моложе тебя.

— Я гожусь тебе в отцы.

— Годишься, но ты же не мой отец.

Он вздохнул.

— В общем, вот зачем я пригласил тебя на обед. Я потом жалел, что отправил тебе это письмо, но уже ничего нельзя было поделать. Мне не хотелось, чтобы ты сочла меня несчастным старикашкой, который все никак не успокоится и опять пытается к тебе неловко подкатить. Просто мне так нужно было с кем-то поговорить — с кем-то, кто бы меня понял. Наверное, это очень эгоистично с моей стороны. Поэтому я не удивился, когда ты мне не ответила — особенно после того, что между нами произошло. И теперь я только хочу сказать, что мне очень неловко, и прошу у тебя прощения.

Ветер хлестал по реке, а Беша виляла хвостом и бежала к следующей скамейке.

— Я ответила, — сказала я.

— Ответила?

— Да, сегодня днем.