Никто не знает, какие именно книги Фрэнсис Стивенсон читал в 1621 году во время своего путешествия через Атлантику, хотя по разным причинам многие люди пытались это выяснить. На данном этапе своей жизни Стивенсон наверняка был хорошо знаком с Библией, а молодым человеком, вероятно, видел множество мираклей и моралите в родной округе. В одном из шифрованных писем, которыми он и Молли обменивались году эдак в 1617-м, несколько раз упоминалась пьеса, которую они видели на местной рыночной площади, — судя по всему, вещица называлась «Свинья потеряла свой бисер». Самым симпатичным персонажем этого представления был Дьявол — ему достались лучшие строчки, и он бы единственным, кто шутил. Идея была в том, чтобы привлечь внимание «мужланов» к религиозным и моральным элементам спектакля, включив в него непристойные, озорные сценки, но в результате у зрителей — у Фрэнсиса точно — в головах родились весьма своеобразные представления о добре и зле, которым еще предстояло полностью реализоваться на практике. Есть мнение, что, помимо религиозных текстов, Стивенсон читал «Кентерберийские рассказы» Чосера, «Аркадию» сэра Филипа Сидни, «Королеву фей» Спенсера, и, несколько позже, сочинения Бена Джонсона. [59] Хотя первое «ин-фолио» [60] шекспировских пьес не было опубликовано до 1623 года, считается, что Стивенсон, вероятнее всего, впоследствии прочел и их. В 1539 году, когда было распущено Тавистокское аббатство, все книги были сожжены, распроданы по дешевке или бесплатно розданы местным жителям. В ту пору Тависток был буквально завален книгами, и хотя никто не знает, оставались ли они в хождении семьдесят или восемьдесят лет спустя, этот факт, возможно, также объясняет, почему Фрэнсис Стивенсон уже в юности был так начитан.
К 1621 году Фрэнсис стал прихожанином церкви Святого Эндрю в Плимуте. У моряков было принято молиться там и перед плаванием, и после его окончания, благодаря Бога за то, что он помог им вернуться домой в целости и сохранности. Многие, правда, сойдя на берег, забывали о благодарности — они устремлялись прямиком в трактиры, где их ждали женщины и эль, и вспоминали о Боге только перед следующим вояжем. Но Фрэнсис, спустившись по трапу, сразу шел в громадную церковь. Он познакомился с Генри Уоллисом, приходским священником. Уоллис, как и многие из влиятельнейших торговцев и политиков Плимута, был пуританином. Тридцать лет пробыв в немилости у испанской инквизиции, плимутцы более чем прохладно относились к католицизму и всем сердцем приветствовали эту новую, порицаемую ветвь христианства. Однажды Фрэнсис Стивенсон заглянул в церковь, когда там читал лекцию некто, симпатизировавший пуританам. Фрэнсис понял основные идеи доктрины, хотя по сей день неясно, был ли он истовым пуританином в какой-нибудь период своей жизни. И все же, принимая людей и их вещи на борт «Фортуны», он понимал, почему женщины выглядят так демонстративно простецки в своих белых шляпках и почему у мужчин на костюмах нет ни лент, ни украшений. Несмотря на простоту, они выглядели довольно элегантно; эти богобоязненные люди в конце концов даже повлияли на моду. Только вслед за пуританами придворные и знать стали носить простые, хорошо скроенные костюмы в темных тонах.
«Фортуна» отплыла из Плимута 9 августа 1621 года. Фрэнсис наблюдал, как обнесенный стенами город, его вторая родина, постепенно пропадает из виду; башня церкви Святого Андрея исчезла последней. Плавание было тяжелым, хотя к этому времени Фрэнсис стал хорошим моряком. Он поднялся по корабельной иерархической лестнице и теперь занимал положение второго помощника. Но на самом деле, конечно, он хотел быть капитаном. Ему нужно было только набраться терпения. Во время путешествия он подружился с юной женщиной по имени Дороти Римски — ироничное имя для пуританки, — которая плыла в Новый Свет с родителями. Фрэнсис рисковал быть жестоко наказанным, если бы повел себя нескромно с этой девушкой, так что они решили дождаться, когда судно войдет в док в порту назначения. Однако по прибытии настроение у всех было совершенно безрадостное. Первопоселенцы ожидали, что «торговцы — искатели приключений» пришлют с новыми пилигримами какие-нибудь запасы, но не тут-то было. Очевидно, торговцы были рассержены тем, что их капиталовложение не окупается товарами из колонии. Фрэнсис и Дороти так и не улучили возможности побыть вдвоем, хотя считается, что девушка попросила его остаться с ней и он отказался. Для него выбор был прост: или жизнь на море, или вообще ничего. И, конечно, у Фрэнсиса была Молли, к которой он пообещал вернуться.
Нагруженная бобровыми шкурками и другими мехами на сумму около 500 фунтов, «Фортуна» вновь подняла паруса 13 декабря 1621 года — несчастливый день для начала любого предприятия. Позже кто-то сказал, что, когда капитан шел на судно, дорогу ему перебежал кролик — дурное знамение столь ужасающих пропорций, что капитану было бы лучше провести ночь на берегу и отправиться в путь на следующий день. Но судно все же отчалило. По идее, путешествие обещало оказаться приятным, ведь теперь свободного места определенно стало больше, но первый месяц Фрэнсис непрерывно мок и мерз, спасая «Фортуну» в нескольких штормах, которые почти наверняка навлек кролик. Волны высотой тридцать футов с гаком захлестывали судно, лапали киль, а порой били в борт, угрожая опрокинуть. Пока штормы неистовствовали, Фрэнсис молился. Он наверняка привык к странному брыкающемуся ритму, в котором судно возносилось на гребень гигантской волны, на мгновение умиротворенно зависало, а потом низвергалось, ударяясь о воду с такой свирепостью, что не оставалось сомнений: сейчас оно разобьется. По несколько дней кряду он слышал лишь грохот моря, гром, барабанный бой ливня и крики «на помощь!».
Как только судно очутилось в водах поспокойнее и все принялись пить ром, чтобы отпраздновать свое спасение, на них напал французский капер. В 1621 году каперство все еще было весьма прибыльным делом, хотя все уже знали, что это просто официально одобренное пиратство. От схватки — первой, в которой он поучаствовал, — у Фрэнсиса в памяти остались только выстрелы и вопли французов и англичан, растворявшиеся, будто соль в воде. Они доносились словно бы издалека, хотя сражение происходило у него на глазах. Пальба, дым и ужасный, металлически-яичный запах пороха и серы. Люди теряли контроль над собой и бросались в воду, в одежде, перепачканной кровью и другими телесными жидкостями. Казалось, прошло столетие, прежде чем капер захватил судно с его жалким грузом.
Веревки, обжигающе впившиеся в запястья. Ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни оглядеться. Следующий месяц Фрэнсис провел узником в трюме капера; во Франции его ждала тюрьма. Каждое утро, обнаружив, что все еще жив, он чувствовал себя так, будто выиграл главный приз в вещевой лотерее. Удивительно, что люди с «Фортуны» вообще выжили — ведь у них не было ни врача, ни чистой воды, ни свежего воздуха. Разумеется, Фрэнсис был осведомлен о порядках, принятых среди пиратов и каперов. Не зная, что его везут во французскую тюрьму, он задавался вопросом, сбросят ли его за борт, высадят на необитаемом острове или продадут рабом на галеру. Ядро на цепи, прикованной к лодыжке; хлыст. Одна мысль об этом была непереносима. И он заключил договор с Богом. В то время, как образы волнами вздымались и опадали у него в голове — образы людей, лишенных свободы, принужденных к тяжелому труду ради чужой выгоды, битых кнутом и истекающих кровью, — он пообещал Богу, что никогда не сделает другого человека своим рабом и лично вступит в войну с теми, кто так поступает, с испанцами и португальцами в особенности. Фрэнсис никогда бы не заставил другого испытать тот страх, который ощущал сейчас. Он также поклялся Богу, что отомстит своим захватчикам. Он отыщет этих французишек, и они ему за все заплатят. Фрэнсис помнил слышанную им однажды историю о сэре Уолтере Рэли. Судя по всему, тот освободил каких-то островитян, которых пленили и мучили испанцы; конечно, Рэли действовал в собственных интересах, ведь ему были нужны люди и их помощь, дабы разгромить их общего врага. Но все равно он освободил людей, лишенных свободы, от тех, кто использовал их ради личной корысти. И теперь Фрэнсис решил, что будет действовать так же. Когда сможет, он будет возвращать людям свободу. Жизнь или смерть, но никакой тюрьмы и никакого рабства; так он решил. Таков будет его новый образ жизни.