Лапша с соусом хой-син и маленькие жареные грибочки-ситаке, посыпанные зеленым луком. Кофе глясе. Эти повара вообще все на свете умеют, что ли? Кто-то оставил в ресторанчике модный журнал, и я пролистываю его за едой. По сути, это просто каталог товаров, рассчитанных на тех, кто ведет слегка немейнстримовый образ жизни. Мне как-то всегда казалось, что в журналах публикуют не только рекламу и статьи о товарах. Возможно, все дело в том, что я работаю в такой своеобразной отрасли и все время общаюсь с ребятами из отдела маркетинга; может быть, из-за этого я и воспринимаю интервью со скандальным рэппером как «статью о товаре». Как скрытую рекламу, типа того. В общем, этот парень недавно подписал контракт с компанией, производящей безалкогольные напитки, и теперь они требуют, чтобы он избавился от непристойностей в своих текстах. Журналист его спрашивает: а тебе не кажется, что ты продался? По-моему, попасть в такой журнал и значит продаться. У меня от всего этого путаница в голове. Ловлю себя на том, что пялюсь на какую-то «антирекламную» рекламу джинсов и прицениваюсь к темно-серому лаку на ногтях модели — интересно, а мне такой пойдет? — а потом напоминаю себе, что не хочу быть клевой и не хочу выглядеть, как все. Я отодвигаю тарелку, зная, что кто-нибудь за мной приберется, и на миг вспоминаю, какой у меня в детстве был любимый ужин: домашний суп с хлебом и сыром, а на десерт — фрукты в собственном соку из жестянки.
Я снова в восточном крыле; из кухни доносится шум, и я иду глянуть, что там происходит. Кухня в восточном крыле побольше, чем в западном, и сводчатым проходом соединяется с просторной гостиной. Вечер нынче зябкий, и кто-то разжег огромный камин, нашпиговав его сухими дровами. Здесь толпа народа — почти все участники проекта, — слоняются из одной комнаты в другую, мажут джем на тосты, наливают кофе, угощаются вином. Похоже, основная тусовка происходит у стола в гостиной, за которым Хиро играет с кем-то в «го» — с кем именно, не пойму. Заглядываю в холодильник и обнаруживаю, что он набит бутылками с холодным пивом. Я почти желаю, чтобы пива тут не было, чтобы я могла испытать мазохистское наслаждение — типа, хочу того, чего не могу получить. С другой стороны, пожалуй, получить все же как-то приятнее. Когда ледяная горькая жидкость проскальзывает в горло, я и представить себе не могу, как можно пить что-то другое.
— Алиса Батлер — сачкующая клуша, — говорит Эстер. Я оборачиваюсь и вижу ее за кухонным столом. — Хочешь? — Улыбаясь, она протягивает мне полускуренный косяк.
— Давай, колись, — говорю я, принимая его и усаживаясь рядом. — Много я пропустила?
— До хрена и больше. Кучу статистики — сколько всяких брендов подростки знают к семнадцати годам, как они в этом возрасте проявляют к этим брендам лояльность и так далее. Оказывается, вся эта поебень насчет «маркетинга от колыбели до могилы» — это действительно поебень…
— А что это?
— Ну, теория, по которой из человека за всю его потребительскую жизнь можно выжать 100 000 фунтов, если в раннем возрасте заинтересуешь его своим брендом. Выясняется, что современные дети никакой лояльности к брендам не питают. Они знают, что клево, а что нет, но это регулярно меняется. Даже раскрученные марки проигрывают новым брендам, стоит тем появиться и заявить, что они клевее. Ха!
— В смысле, «ха»?
— Ну, иначе ситуация была бы довольно зловещая, правда?
— Да уж. Хотя этот расклад, по-моему, слишком уж смахивает на проповеди Чи-Чи.
— Хм-м. О! Вообще-то ты действительно кое-что пропустила, — говорит Эстер. — На лекцию пришел Мак, и…
Она делает паузу, чтобы разжечь потухший косяк, который я ей только что передала, и тут к нам подсаживается Бен. Он и я обмениваемся застенчивыми улыбками.
— Что происходит? — спрашивает он.
— А… Второй, етить тебя, сачок, — говорит Эстер, выдувая дым. — Я просто рассказываю твоей подельнице, что вы нынче днем пропустили.
— Сначала выяснилось, что я пропустила «до хрена и больше», — говорю я Бену. — Но, по-моему, важное она вспомнила только что.
— Да, — продолжает она. — Приходил Мак — весь из себя довольный, улыбочка до ушей. Ну и, значит, Фёрлонг излагает всю эту чушь насчет маркетинга для тинейджеров. Все то, что мы, по сути, знаем и так, но с чем маркетологи, похоже, не желают смириться: бренды не должны слишком отдавать мейнстримом; они не должны походить на то, что могли бы купить наши родители; делайте акцент на антиавторитарности и подчеркивайте: это бренд для тех, кто не вписывается в социум; избегайте рекламы по ТВ — пусть дети думают, будто нашли бренд сами, и так далее…
— О чем я и говорю, — замечаю я. — По-моему, это чистой воды «К».
— Да, но ведь «К» эффективен, правда?
— Ну, и…
— Ну, и в самый разгар лекции кое-кто из отдела видеоигр и этот чудик из отдела виртуальных миров давай спрашивать Мака, почему «Попс» ничего такого не делает, да как от нас можно ждать успешной конкуренции на тинейджерском рынке, если наши маркетологи — сплошь динозавры, мыслящие о целевой аудитории только в категориях «возраста» или «пола», не понимая, что она состоит из скейтбордистов, поклонниц стиля «ска», фанов группы «Бунт против машины» и так далее, а потом кто-то из ребят заметил, что, мол, мы испокон веков пытаемся вдолбить это отделу маркетинга, а нас попросту игнорируют, и это при том, что мы все — креативные работники, и, в общем, какой смысл в этой лекции, раз мы ничего не можем с этим поделать…
— Не забывай дышать, Эстер, — говорит Бен.
Она переводит дух.
— Ой, и правда. Спасибо. Ну, значит, Мак отвечает: в результате этого исследования мы пришли к выводу, что нам необходимо запустить несколько новых зеркальных брендов. Один для видеоигр — услышав это, Хлои так и расцвела, — второй для механических игрушек, третий для игрушек мягких, и четвертый — для товара, рассчитанного на девушек-тинейджеров, если кто-нибудь его, конечно, придумает. В рамках этих зеркальных брендов мы будем сами разрабатывать маркетинг-планы — типа, делать маркетинг-план составной частью товара… Или товар будет частью маркетинг-плана? Не помню, что из чего растет. Может, товар и есть маркетинг-план. О, и еще Мак сказал, что многое станет яснее завтра, и понадеялся, что «без вести пропавшие», то есть вы двое, почтите семинар своим присутствием, так как это очень важно.
— Господи Иисусе, — говорит Бен.
— Все ужасно довольны — думают, что у нас появится больше свободы разрабатывать всякие безумные штуки и что нас перестанут тыкать носом — мол, и то нельзя, и это нельзя, — говорит Эстер. — Но у меня такое странное предчувствие, что в результате нам придется только напропалую врать бедным тинейджерам.
— Ты, Эстер, заняла на редкость подрывную, антикорпоративную позицию, — говорит Бен с полуулыбкой.
— Ну что ж. Можете назвать меня старомодной, но…
— Это кто тут старомодный? — спрашивает, подойдя, Дэн.
— Эстер, — отвечаю я. Потом шутливо добавляю: — Она не хочет врать детям — веришь, нет?