Джули предпочитает нечетные числа четным и с подозрением относится к квадратам целых чисел (а к квадратным корням из них – нет). В конце концов, любое число может быть корнем, любое число может быть квадратом. А квадраты целых чисел тщеславны, как клубные певцы или ди-джеи, – они не такие сексуальные, какими себя считают; не такие сексуальные, отстраненные и красивые, как простые числа, которые умудряются быть отстраненными несмотря на то, что их явно больше, чем квадратов целых чисел. (Конечно, на самом деле и тех и других бесконечно много.)
Люк медленно засыпает, положив голову на колено Шантель. Чем глубже Люк погружается в сон, тем тише все разговаривают. Теперь в комнате полная тишина – ее нарушают лишь гудение компьютера и шелест дыхания. Через несколько минут Шантель осторожно сдвигает ногу, и Люкова голова плюхается на кровать. Дэвид поднимается с пола и зевает.
– Лучше нам двигать отсюда, – говорит он тихо.
– Я тоже пойду, – шепчет Шантель. – Извини, что так вышло с пивом.
– Не волнуйся, – говорит Джули. – Это ты извини, что я психанула.
– Если я могу что-нибудь сделать… – шепчет Шантель.
Джули улыбается.
– Спасибо. Здорово было с тобой встретиться.
– Может, как-нибудь соберемся, попьем кофе?
– Было б здорово, – говорит Шарлотта.
Джули кивает:
– Да. Так и сделаем.
Дэвид смотрит на Шантель.
– Ты вроде сказала, что у тебя есть дурь? – спрашивает он у нее.
– Да, – отвечает она. – Не хочешь заглянуть ко мне, покурить?
– С удовольствием, красавица, – ухмыляется он.
Когда Дэвид и Шантель уходят, Шарлотта и Джули укладывают Люка в постель.
– Умотался парень, – шепчет Шарлотта.
– Знаю, – голос у Джули задушенный.
– Эй, подруга? Что с тобой?
Джули вытирает глаза.
– Не волнуйся за меня.
Шарлотта обнимает ее за плечи.
– Эй. Ну же.
– Ты даже не представляешь, какая я глупая и ни на что не способная, – говорит Джули.
– Почему? О боже. Пойдем, провожу тебя домой.
– В любом случае тебе придется у меня заночевать, – говорит Джули. – Уже очень поздно.
– Да, и ты мне все-все расскажешь.
– Я так за него беспокоюсь, – говорит Джули, глядя на Люка.
Шарлотта смотрит тоже.
– Я знаю, – она притягивает Джули к себе и обнимает, гладя ее волосы.
– Я скучала по тебе, – говорит Джули.
– Я по тебе тоже.
Когда они выходят, Джули вспоминает, что нужно включить очистители воздуха, чтобы избавиться от малейших намеков на табачный дым в Люковой комнате.
Уже почти шесть вечера, и Джули, по идее, пора домой, но почти никто из работников вечерней смены так и не появился в «Крае». Весь день все болтали о крупном крушении поезда, произошедшем вчера в Хэтфилде, но теперь всеобщее внимание привлекла критическая нехватка персонала. Сегодня среда, и по средам в «Крае» обычно затишье, но по какой-то никому не понятной причине клиенты все звонят и звонят, заказывая столики на вечер.
– Вот ведь жопа, – говорит Хизэр.
– Господи Иисусе, мать твою за ногу, – говорит Оуэн.
– Может, снова позвонить Стюарту? – спрашивает Хизэр.
– Да, – говорит Оуэн. – Скажи, если не явится, он уволен.
– Я не могу этого сделать. Это противозаконно.
– Да мне насрать.
Стюарт обычно вкалывает шеф-поваром по вечерам в выходные.
– Я не останусь, – шепчет Дэвид Джули. – Пошли они на хер.
Все четверо толпятся у стойки, из-за которой клиентам отпускаются блюда на дом. Хизэр уходит в офис – видимо, звонить.
– Похоже, для вас двоих вечер будет долгим, – самодовольно ухмыляется Оуэн.
Дэвид идет в подсобку. Джули следует за ним.
– Ну все, это свинство меня заебало, – говорит Дэвид.
– Неужели они ждут, что мы останемся? – возмущается Джули. – Мы же тут весь день были.
И денек выдался дерьмовый. Хизэр снова прицепилась со своими курсами менеджмента и все твердила, что не понимает, почему Джули не в восторге. И еще звонил Люк, что было странно. Позвонил и сказал, что у него есть какой-то план. К нему пришла Шарлотта, и они придумали план, но какой план – Люк не сказал. Джули устала. Ночью она совсем не спала. Она рассказывала Шарлотте о панике, страхе, Люке и «Крае»; Шарлотта то и дело тянула «м-м-м», и Джули скорее замаралась, чем очистилась своими признаниями. Только потом она вспомнила, что никогда не хотела открывать Шарлотте, какой бардак царит в душе; что Шарлотта как раз придавала ей некоторую нормальность, поскольку считала, что она, Джули, нормальная и – невероятно! – по-своему клевая.
– Мне как-то нездоровится, – вдруг говорит Дэвид.
– Что тебя беспокоит?
– Не знаю. – Он садится на пластмассовый стул.
– А что говорят доктора?
– Что скоро придет моя очередь.
– Очередь что делать?
– Да не знаю я.
Входит Оуэн.
– Вот вы где! Что ж, если вы двое собирались сегодня домой, можете об этом забыть. – Он смеется. – Ладно, выше нос. Все не так уж плохо. Джули, тебе придется взять секции С и D. Скоро придет Ферн – она возьмет А и В. Не идеально, конечно, но придется так.
– Ферн не потянет две секции, – спокойно говорит Джули.
Обычно две официантки обслуживают одну секцию, состоящую примерно из десяти столиков, за каждым из которых сидят от двух до десяти человек. Оживленными вечерами секция – это 20–30 человек, дружно требующих еще стакан выпивки, другой сорт чесночного хлеба или чистую вилку, интересующихся, почему им не несут пиццу и почему у грибов с чесноком внутри лед. Оживленными вечерами официантке приходится принимать заказы у одних клиентов, подавать счет другим и одновременно успевать протирать и заново накрывать столики. Джули – единственная официантка в «Крае», способная в одиночку справиться с целой секцией. Две – это будет просто кошмар. Мысленно, и сама того не желая, она обдумывает стратегию. Они с Дэвидом могли бы все записывать, а не использовать компьютеризованные кассы… Это ускорило бы процесс. Или… Джули устала. Ее мозг отказывается работать. Она весь день предвкушала, как пойдет домой.
– Ты можешь ей помочь, – говорит Оуэн.
– Джули не сможет обслуживать две секции и помогать Ферн, – возражает Дэвид.
– Ей придется.
– Почему? – спрашивает Дэвид, вставая. – Почему это ей придется?