Зов лабиринта | Страница: 37

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Но тут ее размышления прервало нестройное многоголосое вопияние, шедшее откуда-то со стороны, из-за домов. Вопли быстро приближались. Создавалось впечатление надвигающейся толпы. В первый миг Ди с беспокойством подумала о футбольных фанатах. Что бы там ни плел Уйа о тонкостях здешней судейской политики, фанаты – они и в поднебесье фанаты. На состояние здоровья случайных прохожих мало влияет – выиграла их команда или продула.

Но она ошиблась. Вот появились первые голосящие беглецы, авангард орущей позади толпы, и Ди угадала в их завывании страх.

Налетевший перепуганный вихрь вновь закружил аборигенов в водовороте – только на этот раз вместо веселого оживления сеялась самая настоящая паника.

Души с одинаково перекошенными физиономиями заметались по улице, налетая друг на дружку, стеная и визжа.

«Они к тому же безумны, – немного удивленно подумала Ди. – Массовый припадок. Может, поэтому у них волос не осталось – рвут их в помутнении рассудка?»

Поочередно, один за другим, в нее врезались два ревущих в страшном испуге создания. Первый отскочил, как мячик, второго Ди успела перехватить. Крепко сжала его тонкую лапку, дернула к себе и заорала:

– Что происходит? Отчего все сбесились?

Но тот лишь трясся, зажмурив глазенки, и нечленораздельно блеял. Ди схватила его за плечи и безжалостно тряханула.

– Если не будешь отвечать, я тебя сейчас съем.

Необычность угрозы подействовала – абориген раскрыл глазки и непонимающе вытаращился на «душеядицу».

– Как тебя зовут? – спросила Ди.

– Й… й… а, – только и всхлипнул несчастный.

– Как? – новая встряска.

– Йаа, – доложил абориген чуть окрепшим голоском.

– Вот и ладушки. А теперь скажи мне, Йаа, что за бедлам вы тут устроили.

Йаа сделал робкую попытку освободиться, но пальцы Ди, хоть и лишенные плоти, вцепились в него намертво.

– Да ведь Злодей… Убивец… Ниспровергатель… – пролепетал он и вдруг перешел на трагический шепот: – Еще одна жертва! Пропал без вести. Уже двадцать третий!.. Я боюсь. Мы все боимся. Ты разве не боишься? Да отпусти же меня, что ты прицепилась… – Теперь он немного осмелел.

Но Ди только крепче сжала почти детские плечики.

– Ну уж нет. Не отпущу, пока не расскажешь, чего я должна бояться. Ну?

– Ты что, не знаешь? – Йаа недоверчиво уставился на нее.

– Еще один глупый вопрос, и я отдам тебя Убивцу. – Ди уже начинала терять терпение.

Йаа присел от страха, вжал голову и плаксиво запищал:

– Не надо, не надо, не надо, я боюсь, пожалуйста, не надо меня Убивцу, я хороший, я не хочу воплощаться, не хочу человеком, они плохие, они грязные, нет, нет, не хочу, нет, нет, нет, нет…

Ди поняла, что перестаралась – несчастного трусишку перекорежило от небывалого ужаса и вдобавок заклинило. Но отступать было поздно. В его невнятном полуобморочном лепете проскочила страшно интересная вещь. Ди намеревалась вытрясти из этого птенца все до капли. Еще раз встряхнув его хорошенько и навесив пару почти невесомых оплеух, чтобы привести в чувство и здравое разумение, она доверительно сообщила:

– Прямо сейчас Убивца не будет, это я тебе обещаю. Но если через минуту я не буду знать подробностей, пеняй на себя. Станешь двадцать четвертым. Ясно? – не удержавшись, рявкнула она для большей убедительности.

Йаа судорожно закивал головой. Конечно, ясно, чего же тут неясного: расправа откладывается, и даже как будто есть шанс спасти свою бесплотную шкурку от обрастания этой преужасной плотью. И пусть не через минуту, а через добрых пятнадцать Ди ознакомилась с печальной повестью, наводившей лютый трепет на жителей затерянного в поднебесной глуши города.

Ибо что может быть печальнее и драматичнее истории о заблудшей душе, вставшей на путь зла? Душе, презревшей горние высоты духа и в гримасе маниакальной одержимости силою повергающей своих собратьев и сестер в ничтожество грубой телесной жизни?

Вот что Ди удалось выяснить. С некоторых пор город стал ареной бесчинств Злодея. Никто его, конечно, не видел – кроме, может быть, тех бедолаг, что стали его жертвами. Только их теперь уже ни о чем не спросишь – они далеко, очень далеко – в другой жизни, скоротечной, преходящей, полной тревог, томлений и страданий, словом, те несчастливые души теперь коротают век во плоти.

Открылось сие не сразу. Просто начали замечать, что кое-кого из соплеменников стало не хватать. Как сквозь облака проваливались – нету их, и все тут. На скорую руку провели дознание. Конечно, мало что выяснили бы, если б вдруг не обнаружился очевидец – жертва коварного умысла, лишь по случайности избегшая злой участи. Этот парень по имени Аой рассказал и даже показал, как было дело. Прогуливаясь в мечтательном уединении, внезапно он подвергся атаке удавкой. Могучая сила захлестнула его шею арканом, так что и пикнуть было невозможно, и потащила к городской стене. Забравшись на верх крепостного ограждения вместе с добычей, оная сила убрала удавку и что есть мочи пнула несчастного под зад. Тому ничего другого не оставалось как падать вниз – за пределы стены, милого города и всего, что составляло его жизнь вплоть до рокового мига.

Тут-то дознаватели и выяснили, что пропавшие без вести души в самом деле и в буквальном смысле проваливались сквозь облака. Невоплощенные души никогда не покидают своей крепости – за ее стенами они беззащитны перед лицом сурового Закона о Всеобщем и Обязательном Воплощении, имеющем силу скорее стихийного явления, нежели административного механизма. Попадая в зону действия Закона нереализованная душа отправляется в мир людей, чтобы там обрести плоть зачатого ребенка. Тому, который спасся, несказанно повезло. Не успел он примерить на себе одноклеточную плоть зародыша, как тот был извергнут при помощи химического контрацептива. Освобожденная душа улизнула и пока ее не хватились агенты из райской службы доставки, прямиком ломанулась домой, в родные пенаты. Вот так души узнали о Злодее и его тайном нечестивом промысле. С тех пор Убивец совершил еще тринадцать нападений – ровно столько душ добавилось к списку бесследно исчезнувших, лишившихся статуса Идеи, выбывших из Идеальной Жизни.

Рассказчик умолк в изнеможении.

Ди разжала руки. Отпущенный на волю, Йаа сложился пополам и сполз по стеночке вниз. Ди наклонилась над ним и помахала перед его носом ладонью.

– Эй. Живой?

Йаа не реагировал.

Ди поскребла затылок. Дурацкий жест. Все равно что в боксерской перчатке гладить воду. Потом оглядела улицу. Все куда-то подевались. Увлекшись историей местной разновидности Потрошителя, она и не заметила, как визг и верещанье панической свалки сменились пугливой тишиной. «Наверное, попрятались по домам, – решил Ди. – Трястись от страха и жалобить мироздание».

Она еще немного постояла над бледной немочью, гордо зовущейся невоплощенной душой, не зная, что с ней делать. Внезапно проснулась совесть и с голодухи принялась за свое обычное занятие – грызть что ни попадя. «Не надо было с ним так, – запоздало думала Ди. – Они же тут все нежные, как цветочки оранжерейные. Может, я его… того?»