– Темные вы, жиды, – пренебрежительно молвил князь. – У нас Новый завет в церквах читают. А вы, Христа отвергая, из-за купчишки, на вас рыкающего, трясетесь.
– И тебе, великий каган Святополк, есть от чего потряхиваться, – с поклоном сказал Парнас. – Митрополита на Русь выбрали несговорчивого.
– Что мне митрополит! – покривился князь. – Митрополиты наезжают, а князья остаются. Греческие попы нам не указ, свои расплодились.
– Радостно слышать это от великого кагана, – приложил руку к сердцу бар Ханукка. – Но мы, бедные иудеи, не обладаем такой свободой и просим тебя, каган Святополк, защитить нас от митрополита, когда он водворится в Киеве. Ибо мы боимся, что он воздвигнет тебя и твой народ против нас, как то и в ромейском царстве происходит – ныне повсюду обрушивается на иудеев гнет.
– Я сказал уже, что никто вас не тронет, – с властным достоинством произнес князь. – Но за это вы…
– Да, да, мы как раз собирались предложить тебе, каган Святополк, немалую выгоду, – поспешно заговорил Парнас, – и хотели просить твоего согласия.
– Да чего ж тут спрашивать, – слегка удивился князь. – Я и так согласен.
– Ты согласен, – подхватил бар Коген, – чтобы у нас было твое разрешение самим продавать наших должников, а не отдавать их на твой, великого кагана, суд?
Святополк Изяславич, не ждавший такого поворота, сделал возражающий жест. Хазары, торопясь, не дали ему раскрыть рот.
– Мы ведь о твоей выгоде печемся. А какая тебе выгода от того, что долговые ямы забиты неимущими должниками. Они бестолку гниют там, на киевском торгу их не продать – твои люди серебром и имением отощали. А мы можем торговать ими в латинских странах. Там русов не считают христианами и не запрещают, как в Византии, продавать. В сарацинских землях также охотно берут славянских рабов. У тебя будет много серебра от этой торговли, каган Святополк.
– Чего удумали-то, жиды! – неодобрительно отозвался князь.
– К пользе твоей удумали, – настаивали хазары.
– Ну, будь по-вашему, – грозно сказал Святополк Изяславич. – Но за мое согласие будете отдавать мне двойную против прежней долю.
– Будем, – легко согласились они.
Князь небрежно взмахнул дланью.
– Подите прочь, жиды.
Когда хазары удалились друг за дружкой, из-за княжьего кресла выпростался на свет тысяцкий Наслав Коснячич.
– Доволен ли ты, князь, что я позвал к тебе хазар?
Святополк Изяславич ласково взял его за бороду и притянул к себе голову боярина.
– Коснячич, – сказал князь задушевно, – сделай так, чтоб я больше не видел их у себя в хоромах. Хитрых рож мне и без того хватает. Впредь говорить с ними только через тебя буду.
– Как велишь, князь, – кивнул тысяцкий, освободив бороду.
– А откуда они узнали про митрополита? – задумался Святополк.
– Из Таврии в Киев много жидов прибывает нынче. А может, и из самого Царьграда. Узнали как-нибудь.
– Зачем это они в Киев прибывают? – нахмурился князь.
– Возле Царьграда собирается толпами оружный сброд из латынских стран с крестами на рубахах. Великое войско, – по лицу боярина скользнула язвительная усмешка. – Тамошние жиды опасаются, что с ними будет то же, что и в латынах. Оттого и бегут.
– От угров были вести, будто жиды спешат в Иерусалим. Будто среди них ходят некие грамотки, зовущие их в Святой город. Что ж в Киев-то бегут? – вопрошал Святополк. – Не нравится мне это, Коснячич.
– Не тревожься, князь. Слыхал же ты от церковных и чернецов, как они Киев другим Иерусалимом зовут. Может, и хазары им поверили? – лукаво улыбнулся тысяцкий. – Для тебя, князь, это хорошо. Больше жидов – больше серебра. Хазары умеют выжимать из людишек прибыль. Нам бы у них научиться.
Морщины на лбу князя разгладились.
– Узнал ты, кто еще из моих бояр и житьих людей приноровился давать серебро в рост?
– Узнал. Вот грамотка, князь. – Тысяцкий извлек из калиты на поясе узкий свиток. – В ней имена.
Святополк Изяславич в нетерпении развернул пергамен.
– Воевода Путята? – изумился он, прочтя первое имя. – И ведь меня попрекал, что жидов привечаю! А у самого рыло в пуху. Веришь ли, Коснячич, иногда побаиваюсь моего воеводу. Никогда не знаю, что у него на уме. – Проглядев список, князь затолкал пергамен под зарукавье. – С купчинами ты потолкуй. А боярам я сам разъясню, что негоже не платить князю мыто.
– Сделаю. Позволь, князь, совет дать.
– Говори, боярин.
– Ежели греки впрямь митрополита пришлют… Станет он совать нос туда и сюда…
– Не мнись, Коснячич, говори как есть.
– Обузить бы ему поприще, князь, чтоб тебе не досаждал своим поповским нравоученьем.
– Дельный совет, – одобрил Святополк, – да как его обузишь?
– Страви его, князь, с печерскими монахами. Пущай поборется с земляными червями. Их так-то просто не одолеть, за них немало из нарочитой чади вступятся. А все ж пусть потрудится. Тебе двойная польза – митрополита займешь и чернецов присмиришь. Они во всем тебе поперек встали, так надо монастырь тот разорить, а монахов разогнать. Сколько на Руси княжьих да боярских обителей – пускай в них селятся. А этот, ничейный, стоит на великую досаду тебе, князь. И время удачное для такого дела, пока они погорельцами живут. Запрети, князь, дружине и градским давать серебро на поновление монастыря.
– И умно говоришь, и глупо, боярин. Как могу запретить? Все равно что обратно Русь из крещеной в некрещеную превратить. Нелепо сие. Верить во Христа и являть благочестие – это нам от прадеда князя Владимира завещано. А чернецов присмирить я бы и рад, да ведь феодосьевы монахи от притеснений еще дерзновеннее делаются. Помнишь игумена? Если б я не велел держать его в затворе, он бы мне и из Турова укоризны слал… Однако ты прав, Коснячич. Митрополит будет мне занозой. Брат Владимир наверняка сойдется с ним близко и против меня настроит. А через митрополита и бояр, и градских к себе привлечет. Володьша обольщать умеет, когда хочет. На него и так уже с восторгами смотрят. Как же, страж Руси, гроза степняков! Воитель за землю Русскую! Князь-ратоборец! А Святополк киевский – так, прихлебатель, таракан на великом на столе. Стена подпиленная.
– Наговариваешь на себя князь, – заверил тысяцкий. – Против Олега черниговского ты Мономаха повел, а не он тебя.
Святополк Изяславич скроил кислую гримасу.
– С Олегом воевать – невелика честь. Оттого Володьша и бережется от такой войны. Братолюбивым хочет прослыть, ангельской чистотою сверкать. Того и гляди крылья отрастит, – брюзжал князь, ожесточаясь. – Вот бы ему те крылья подпалить!
– А не подпалить, так замарать, – с готовностью подсказал Наслав Коснячич. – Запятнать ангельскую-то чистоту, а князь?