Раб Божий Федор повернулся к остолбеневшему хозяину. Господин Хиронага, открывши рот, смотрел то на него, то на непрекращающийся денежный водопад. Монеты уже заполнили карман и начали вываливаться на пол. К ящику живо подскочил распорядитель и стал выгребать деньги в схваченный по пути поднос.
Выигрыш составлял десять рублей мелочью. Это был супервыигрыш. На памяти господина Хиронаги и его помощника никому еще ни разу не удавалось распотрошить этот автомат на такую сумму. Тем более при минимальной двухкопеечной ставке.
— Я заплатил? — спросил Крестоносец.
Господин Хиронага потрясенно кивнул.
Раб Божий Федор подошел к подносу с монетами, взял обратно свои две копейки. И направился к дверям.
— Постой, — крикнул ему господин Хиронага. — Как ты сделал? Ты колдун?
— Ну уж нет, — обернулся Крестоносец. — Я раб Божий.
— Ты — сильный человек? — Господин Хиронага подошел к нему, искательно заглядывая в глаза. — Ты все можешь, да? Скажи — да?
— Эх вы, язычники, — вздохнул раб Божий Федор. — Ну какой я тебе сильный человек? Это ж цифирь обыкновенная. Из буковок слова нужные слагаются, из циферок — чиселки. Понимаешь?
— Понимаю, понимаю, — силясь уразуметь, закивал японец. — Ты хозяин над циферами, так?
— Ничего ты не понимаешь, темная твоя душа. Ну при чем тут вообще я? Числа всего-навсего низший элемент природы, им ли не быть в покорности у людей? Еще большей, чем животные, которых Бог дал нам в служение. Ну вот у тебя есть скотина какая ни то? Нету? А вот если б была, слушалась бы тебя, знала б голос твой и повадки все твои.
— Открой тайну, — попросил господин Хиронага, заискивающе улыбаясь и хватая раба Божия за рукав.
Крестоносец почесал в голове.
— Тайну, говоришь? — и усмехнулся. — А за тайну, мил человек, твоя очередь платить.
Господин Хиронага щелкнул пальцами своему помощнику, и тот подтащил к рабу Божию тяжело нагруженный монетами поднос.
— Бери! — щедро сказал японец.
Раб Божий на поднос и не взглянул.
— Нет. Зачем мне деньги? Числа дадут их мне, когда нужно. — Усмешка перешла в улыбку. — А отдай-ка ты мне за мою тайну блудниц своих!
Господин Хиронага моргнул.
— Что такое блудниц?
Распорядитель подвинулся к нему и зашептал на ухо.
— Они ведь тебе принадлежат? — спросил раб Божий. — Ты им хозяин, как у вас, у язычников, заведено?
— Хозяин, я хозяин, — закивал господин Хиронага.
— Ну вот и отдай их мне.
— Всех-всех? — жадничал японец.
— Всех. Двенадцать душ, ни одной меньше.
Господин Хиронага подумал. Посмотрел на помощника, на подслушивающих официанток, на выпотрошенный автомат. И махнул рукой.
— Бери! Давай тайну!
— Ну, значит, так, — сказал Крестоносец и обратился к распорядителю: — Пока я тут говорю с твоим хозяином, чтоб все девицы собрали свои пожитки и ждали меня у выхода. И составь мне список с именами. На все даю пятнадцать минут.
Худышка- коротышка с каменным выражением лица поклонился и ушмыгнул прочь. Хиронага потянул раба Божия из ресторации в свой кабинет.
Пробыли они там действительно не больше пятнадцати минут.
Раб Божий вышел из кабинета один. Взвалил снова торбу на спину и, провожаемый сердитым взглядом распорядителя, двинулся к выходу. Там у дверей жались кучкой женщины с вытянутыми от непонимания личиками. Свои расфуфыренные платья они сменили на простые широкие штаны и блузы, подпоясанные кушаками. Сверху были надеты короткие кафтанчики на меху. За спиной у каждой болтался рюкзачок и длинный меч в ножнах.
Раб Божий Федор оглядел всю честную компанию и сказал краткое наставительное слово:
— Ну, барышни, теперь вы свободные женщины. Покамест будете под моим приглядом, потом уж как выйдет. Буду я с вами строг, но справедлив. Железяки ваши нам ни к чему, но если они вам дороги, разрешаю оставить при себе. Только не махать ими почем зря.
Японец- распорядитель сунул ему в руку список, напоследок косо зыркнул на уже неподвластных ему гейш и убрался восвояси.
Раб Божий развернул бумажку и начал читать:
— Сумико. Танабе. Нобуки. Ихиро…
Девушки по одной выходили вперед, отзываясь на имя.
— …Сэцуко. Есико. Юми. Тэцу. Миеко. Митио. Хурико. Ега.
Раб Божий Федор особенно внимательно посмотрел на последнюю девушку.
— И кто ж тебя так назвал-то, девонька? Вроде не страшная, а Ягой кличешься.
Ега потупила глаза и не ответила.
— Ну, за мной, барышни.
Крестоносец вышел на улицу.
— С тех пор хозяин не выходит из своих комнат, — грустно закончил повествование молодой японец. — Сначала еду ему приносил Югури-сан. Никого другого хозяин не впускал. А потом Югури-сан уехал на Хонсю, и теперь я оставляю еду для хозяина под дверью. Больше некому.
— А ты знаешь, что за тайну сказал твоему хозяину тот человек? — спросил Мурманцев, изнывая от внутреннего смеха.
— Это очень страшная тайна! — Парень сделал круглые глаза. — Хозяин никому ничего не сказал, но я немножко слышал. Потом, когда Югури-сан уехал. Хозяин ходит по комнатам и говорит так, — японец насупил брови, набычился и придал голосу мрачную таинственность: — «Трройка, семмерка, тусс! Трройка, семмерка, тусс!» Хозяин призывает духов, господин-сан, — объяснил он Мурманцеву, который едва сдерживал рвущийся наружу хохот. — Их имена назвал ему сэнсей. А еще хозяин отказывается прикасаться к деньгам и женщинам, это говорил Югури-сан. Так велел ему сэнсей. Еще Кисуки-сан приказал вынести из его комнат все оружие. Даже свой любимый меч хозяин ни разу не взял в руки с тех пор. Наверное, это может отпугнуть духов, которые сделают его хозяином цифер и сильным человеком.
Мурманцев загнал смех поглубже внутрь и перешел к делу:
— Значит, пятнадцать дней твой хозяин был в затворе и никуда не выходил?
— Не выходил. Совсем.
— А этот, Югури, когда уехал?
— Десять дней назад.
Мурманцев вынул из бумажника снимок убитого, сделанный несколько часов назад полицейским фотографом.
— Это человек тебе не знаком?
Парень присмотрелся и уверенно сказал:
— Это мертвый человек.
— Мертвый, — согласился Мурманцев. — А ты не видел его живым?
Японец замотал головой.
— Не видел.
— А вот этот?
Он сунул под нос парню вырванную по дороге сюда страницу из журнала. На ней был снимок наследника престола на торжественном приеме в Измайловском императорском дворце. Мурманцев внимательно наблюдал за лицом японца. Но в нем не было ни следа узнавания.