— Не стоит, мистер Мозес, — сказал Мурманцев, провел пальцем по поясу и быстро отпрыгнул в сторону.
В тот же миг прогремел выстрел — Коулмен был начеку.
— Где он?! — крикнул Мозес, озираясь. — Ты его упустил, болван!
Мурманцев стискивал зубы, чтобы не застонать, и зажимал рукой дыру в левом предплечье. Коулмен все-таки подцепил его на пулю. Он уходил от них к самолету, ускоряя шаг и следя за тем, чтобы кровь не капала на землю — не оставляла следа.
— Мистер Мозес, — подавляя злость, произнес Коулмен, — вы не правы.
— Ладно. — Мозес махнул рукой, внезапно успокоившись. — Берите ребенка и быстро к самолету.
Открытый люк и спущенный трап ждали их возвращения. Кейт поднималась первой — Мозес отстал. Внезапно она остановилась, отняла руку от поручня и посмотрела на ладонь. Пальцы были в крови. Она показала Коулмену.
— Вряд ли здесь побывали кровожадные аборигены и сожрали пилота, — с сомнением в голосе сказала она. — Рэнди, ты его ранил.
— Я редко промахиваюсь, — угрюмо ответил Коулмен.
Подошел Мозес.
— Мистер Мозес, невидимка опередил нас, — доложила Кейт, демонстрируя руку.
Тот дернул уголком рта.
— Тем хуже для него.
Они поднялись в самолет. Бесчувственного ребенка уложили в круглой комнате, где еще утром слуга заменил разукрашенный им ковер. Другой прислуги не имелось, и Кейт пришлось изображать сестру милосердия, хотя ей очень не нравилось это занятие, по ее понятиям, унижающее свободную женщину.
Мозес отобрал у Коулмена рюкзак Мурманцева и заперся в своих апартаментах.
Заработали двигатели, самолет пошел на взлет. Красное солнце оседлало горизонт. Коулмен любовался им из окошка своей комнатки, предназначенной для обслуги, и думал о том, что пора бы наконец и домой, в Америку. И черт бы подрал всех Мозесов на свете.
Через час Кейт доложила:
— Сэр, ребенок пришел в себя. У него даже ничего не сломано. Живуч, как кошка. Пара небольших синяков и царапин, только и всего.
Мальчик был вымыт, переодет и крутил в руках кубик-головоломку. Половина лица опухла и неприятно багровела.
— Вот это вы называете небольшим синяком? — засушенным тоном поинтересовался Мозес. — Когда вас, агент Янг, будет бить ваш муж, тогда и расскажете адвокату о небольших синяках. А к этому ребенку прошу проявлять максимум внимания. Сделайте ему компресс, что ли.
Он повернулся уходить.
— Сэр, я не собираюсь заводить мужа, — отчеканила ему вслед разозленная Кейт.
Мозес не удостоил ее ответа. Направляясь в свои апартаменты, он вдруг остановился. Наклонился, изучая что-то на ковре. Возле стены тянулась цепочка темных пятен. Через несколько шагов он нашел такие же пятна на деревянной обшивке коридора. С минуту подумав, Мозес двинулся дальше. Повернул направо, к кабинету совещаний. Открыл дверь, вошел и немного постоял на пороге. Овальный стол в центре, кресла с высокими спинками, экран стереовизора во всю стену, пара длинных диванов.
— Я знаю, что ты здесь, русский, — произнес Мозес, положив руку в карман.
Он подошел к панели связи и нажал несколько кнопок.
— Коулмен, жду вас в зале совещаний по правой стороне.
И, обернувшись, увидел его. Мурманцев сидел на одном из диванов, сжимая плечо. Рубашка набухла кровью.
Мозел отодвинул от стола кресло и уселся. Перед собой положил пистолет.
— Ты умрешь от потери крови. Хочешь этого? Мы можем помочь тебе. Взаимообразно, конечно. Через несколько часов самолет приземлится на свободной земле Америки. У тебя есть выбор — умереть или попросить политического убежища.
Мурманцев не отвечал, с трудом удерживаясь на границе сознания.
— Да, знаю, — продолжал Мозес, — русские упрямы и не ценят жизнь. Зато ее ценим мы. Я не позволю тебе умереть. Это плохой выбор с твоей стороны. Тем самым ты не оставляешь выбора нам. Ты пренебрегаешь свободой, которую я тебе предлагаю. Потому что не знаешь, что это такое — свобода. Мы научим тебя. Тот, кто противится свободе, обретает ее насильно.
Явился Коулмен.
— Звали, сэр?
— Даю вам возможность исправить вашу ошибку, агент Коулмен. Снимите с него пояс.
— Да, сэр.
Коулмен подошел к Мурманцеву и посмотрел ему в глаза. Затем нагнулся и стал ковыряться с застежкой.
— Поосторожнее, — велел Мозес. — Я не хочу лишиться и этого трофея.
Коулмен передал ему пояс.
— Как он действует? — спросил секретарь, жадно осматривая добычу. — Психотроника? Пси-излучение? Гипнопрограммирование?
Он встал и надел пояс на себя. Около минуты пытался застегнуть его. Наконец ему удалось. Следующую минуту Мозес так и эдак водил по застежке пальцами, копируя замеченный жест Мурманцева. Потом посмотрел на Коулмена:
— Не действует?
Тот покачал головой.
— Почему он не действует? — Мозес повернулся к пленнику.
— Сломался, — с усилием произнес Мурманцев и попытался улыбнуться. — Высокие технологии не любят неумелого обращения.
Мозес снял пояс и бросил на стол.
— Ты не оставляешь мне выбора, русский, — жестко повторил он.
— Я не настолько властен над вами, — медленно выговорил Мурманцев. — А выбор всегда только один. Либо вверх — либо вниз.
Мозес подошел к двери и взялся за ручку.
— Займитесь им, — бросил он Коулмену. — Он нужен мне живым.
Спустя двадцать минут Мурманцев был перевязан. Коулмен действовал умело.
— Прошло навылет, — сообщил он, промыв рану и обработав антисептиком из аптечки.
— Знаю, — ответил Мурманцев, морщась.
— Хочу тебя спросить, русский, — поколебавшись, сказал Коулмен.
— О чем?
— Что такое «дыхание Бога»?
— А откуда это?
— Из книги, которая осталась от моего прадеда. Он был католик. Там много непонятного. Та трехголовая тварь напомнила мне одно место из этой книги. В ней сказано, что динозавры — потомки первого Змея. Они вымерли от дыхания Бога. Но часть спаслась в подземных пещерах Атлантиды.
Раненый усмехнулся.
— В таком случае дыхание Бога — это дыхание Бога. Ничего другого.
Коулмен затянул узел.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Мурманцев.
— Спасибо скажешь своему Богу, когда он тебя вытащит из лаборатории для промывания мозгов. Если, конечно, это произойдет до того как ты станешь полноценным дебилом и свободным гражданином Америки. Вставай, пошли.
Мурманцев прислушался к своим ощущениям. Ему показалось, что самолет начал снижаться.