— Я нахожу, что вы излишне потакаете дамам, — запротестовал какой-то дворянин и тут же в наказание за это получил удар веером. — Вас послушать, так мы должны постоянно умирать у их ног.
— Но ведь это прекрасно, — одобрительно заметила любовница Бернара д'Андижоса. — Знаете ли вы, как в Париже мы, жеманницы, называем молодых людей, которые ухаживают за нами? «Умирающие».
— Я не хочу умирать, — с хмурым видом возразил д'Андижос. — Пусть умирают мои соперники.
— Должны ли мы позволять дамам все их капризы?
— Безусловно.
— Но они станут нас презирать за это…
— И изменять нам…
— Должны ли мы мириться с изменами?
— Конечно, нет, — сказал Жоффрей де Пейрак. — Сражайтесь на дуэлях, мессиры, убивайте своих соперников. «Сомнения, что нас терзают, лишь страсти пламя разжигают», «Кто страстно женщину ревнует, огонь любви сильней раздует».
— Этот дьявол Капеллан позаботился обо всем!
Анжелика отпила из кубка. Кровь побежала быстрее, и она засмеялась. Она любила, когда в конце застолий голоса южан становились все громче и звучали, словно фанфары, когда они бросали друг другу вызовы и шутки, когда один дворянин выхватывал шпагу, а другой при этом настраивал гитару.
— Спой! Спой! — вдруг стали настойчиво требовать вокруг. — Золотой голос королевства!
В лоджии, над галереей, стали тихо наигрывать музыканты. Анжелика увидела, как вдовушка положила голову на плечо молодого герцога. Он подносил к ее рту пастилки, и она брала их губами.
Они улыбались друг другу.
На бархатном небе появилась круглая яркая луна.
Жоффрей де Пейрак подал знак, и слуга, переходя от факела к факелу, гасил их один за другим. Стало совсем темно, но постепенно глаза привыкли к приятному лунному свету, а голоса зазвучали приглушенно, и во внезапно возникшей тишине слышались вздохи обнявшихся пар. Некоторые уже поднялись из-за стола. Они бродили в саду или прогуливались по галерее, открытой ароматному дыханию ночи.
— Милые дамы, — раздался снова серьезный и мелодичный голос Жоффрея де Пейрака, — и вы, мессиры, будьте желанными гостями во дворце Веселой Науки. Несколько дней мы будем вместе беседовать и делить трапезу за этим столом. Во дворце для вас приготовлены комнаты. Вы найдете там изысканные вина, сладости, шербет. И удобную постель. Спите одни, если вы не в духе. Или же пригласите подругу или друга на час… или на всю жизнь, если вам так будет угодно. Ешьте, пейте, любите… но храните свои секреты, ибо «Чтобы в полной мере оценить изысканный вкус любви, ей нужна тайна». Еще один совет… для вас, сударыни. Знайте же, что лень также один из главных врагов любви. В тех странах, где женщина все еще остается рабой мужчины — на Востоке и в Африке, чаще всего именно она прилагает усилия, чтобы доставить наслаждение своему господину. Ваша судьба намного прекрасней под нашим цивилизованным небом. Вы же порой злоупотребляете этим, отвечая на нашу страсть холодностью, граничащей с безразличием. Учитесь смело дарить свои ласки, и наслаждение станет вашей наградой: «Нетерпеливый мужчина и равнодушная женщина не достигнут блаженства». И в завершение один гастрономический совет. Мессиры, помните, что шампанское вино, несколько бутылок которого охлаждаются у изголовья вашей кровати, возбуждает воображение, но не придает стойкости. Другими словами, не пейте вина чересчур много, готовясь к поединку. Но именно оно как нельзя лучше подойдет, чтобы отметить победу, продлить счастливую ночь и поддержать страсть и силы. Дамы, я приветствую вас.
С этими словами он оттолкнул кресло, забросил ноги на край стола, взял гитару и запел. Его скрытое маской лицо обратилось к луне.
Анжелика чувствовала себя ужасно одинокой.
Прежний мир этой ночью возродился в тени Ассезской башни. Страстная Тулуза обрела свою душу. Наслаждение имело право на существование, и молодая женщина, юная и полная жизненных сил, не могла остаться равнодушной к этому. Нельзя безнаказанно говорить о любви и ее наслаждениях, не поддаваясь сладостному томлению. Теперь почти все гости покинули зал. Некоторые, стоя у окон с бокалом росолиса [114] в руках, вели нежные шутливые беседы. Мадам де Сожак обнимала своего капитана. Долгий теплый вечер, смягченный тонкими винами, приправленный изысканными пряными блюдами, музыкой и цветами, завершал свою картину, окутывая дворец Веселой Науки магией любви.
Мужчина в красном продолжал петь, но и он тоже был одинок.
«Чего он ждет? — спрашивала себя Анжелика. — Что я сейчас брошусь к его ногам?»
При этой мысли ее пронзила дрожь и она закрыла глаза.
Тревожные сомнения терзали ее. Еще накануне она была готова уступить, но сегодня вечером восстала против обольщения. «Он завлекает молодых женщин песнями». Издалека это выглядело таким ужасным, но рядом с ним казалось чудесным. Анжелика направилась к лестнице, твердя себе, что ускользает от искушения. Но тут же подумала, что этот человек — ее супруг перед Богом, и безнадежно покачала головой. Она чувствовала растерянность и страх. Воспитанная в строгости, Анжелика робела перед слишком свободными нравами. Она принадлежала к тому времени, когда любая слабость вызывала угрызения совести и терзания.
Женщина, которая ночью отдавалась со стонами своему любовнику, наутро вся в слезах бежала на исповедь, умоляя запереть ее в монастыре и постричь в монахини, чтобы искупить свои грехи. Анжелика хорошо понимала, что Жоффрей де Пейрак хочет привязать ее не узами брака, а узами любви.
Если бы она была замужем за другим, он бы действовал точно так же, чтобы добиться своей цели. Он не подчинялся никакой морали. Разве кормилица не была права, когда утверждала, что этот человек служит Дьяволу?
Душистый аромат садов смешивался с ароматом вина. Анжелику мучила жажда, она отчаянно хотела пить, пить жадно, не останавливаясь.
Спускаясь по парадной лестнице, она встретила обнимающуюся пару. Женщина что-то очень быстро шептала, и ее шепот был похож на жалобную молитву. Анжелика в белом платье бродила по садам дворца Веселой Науки, наполненного томными вздохами. Она заметила Сербало, он тоже блуждал по аллеям и обдумывал слова, способные убедить его слишком целомудренную подругу.
«Бедняга Сербало! Сохранит ли он верность своей любви или покинет ее, чтобы найти менее жестокую девушку?..»
Неуверенной походкой по лестнице спускался шевалье де Жермонтаз. Тяжело дыша, он остановился перед Анжеликой.
— Пусть чума падет на всех южан — этих слащавых кривляк! Моя маленькая подружка, которая раньше была такой послушной и охотно принимала меня, только что влепила мне пощечину. Ей показалось, что я недостаточно деликатен для нее.
— Действительно, пора бы уже решить, кто вы: распутник или слуга Церкви. Возможно, вы страдаете только лишь потому, что никак не решите, в чем же действительно состоит ваше призвание.