Земля под ногами была непривычно твердой для весны, и даже туман в воздухе казался сухим, щекочущим в горле, будто дым. Пахло незнакомо — не тающим снегом и пробуждающейся землей, а древней пылью, которую по миллиметру в столетие обтачивал с гор здешний ветер и потом кружил-гонял по степи в пыльных бурях. За аилами на краю деревни горели костры — солдаты ужинали, иные спали, подставив спины огню. Шергин подошел незамеченным, остановился за границей света — не хотелось обрывать разговор.
— …на ероплане улетел. И царица с ним, и дети ихние с наследником Лексеем. А живут теперича в горах, там их никто сыскать не сумеет, и прозываются те горы — Гамалаи. Они на земле самые высокие, оттуда до неба и до Бога — пальцем ткнуть.
— Ну и силен же ты врать, Постников. Как же они все на ероплане вместились? Это ведь машина сурьезная, а не кобыла с телегой. Вот, братцы, меня послушайте, как оно есть на самом деле. По Белому морю теперь белый крейстер плавает и никогда к берегам не пристает. На нем и спасаются царь с наследником от большаков. А все почему? Море-то Белое, красным в него не зайти, утопнут…
— Теперь мне все ясно, — торжественно провозгласил Федор с порога. — Беловодье — это тайная партизанская база в труднодоступных горах.
— Оригинально, — оценила Аглая, чуть опешив и забыв пригласить гостя в дом. — Такого еще не было.
— Это не моя мысль, — отверг лавры Федор. — Так думал полковник Шергин. Или примерно так… — Он на миг замолчал. — Но вообще-то, я полагаю, меня стоит впустить.
— Ох, — сказала Аглая и посторонилась. — Только не делай больше таких громких заявлений. Тетя приболела, и, если услышит, ей станет совсем худо. Она у меня впечатлительная.
— Понял. Буду делать заявления шепотом.
Федор расположился в старом-престаром кресле-качалке и, переполненный заявлениями, усиленно закачался. Аглая наскоро приготовила чай с алтайским кумысом. Осторожно понюхав кувшинчик с густым грязно-белым молоком, Федор поинтересовался:
— Лошадиное?
— Верблюжье.
Еще раз понюхав, он не решился рискнуть и отодвинул кувшинчик.
— Зря, — сказала Аглая. — Очень питательно. Ну, я слушаю тебя.
Федор принялся шептать, с чувством выкатив глаза:
— Я собираюсь идти в горы.
— Для чего? — насторожилась Аглая.
— Искать клад, оставленный там полковником.
— Очень интересно, — сказала она нисколько не заинтересованным тоном. — У тебя есть карта сокровищ?
— Есть. — Федор вытряхнул из-за пазухи мемуары прапорщика Чернова. — Вот она. Здесь все описано. Шергин искал Беловодье, то есть ту самую партизанскую базу…
— Легенда о Беловодье появилась лет на двести с гаком раньше, — перебила Аглая.
— Знаю, но Бернгарт мог просто использовать этот бренд для своего караван-сарая.
— Допустим. — Аглая шевельнула бровями, и в этом движении не было совершенно ничего допускающего. Федор, однако, был увлечен рассказом, чтобы замечать ее мимику.
— В полку, хотя это скорее было несколько рот, ходили разные мнения насчет конечной цели похода. Судя по всему, Шергин был очень скрытен. Это, конечно, сильно вредило ему и нагнетало атмосферу в отряде. Но здесь, — он постучал по книге, — упоминаются Беловодье и Белый Старец, который жил на высокой горе. Тебе это о чем-то говорит?
— Цагаан-Эбуген, монгольское божество? — Аглая пожала плечами. — Пока ни о чем.
— Может, и божество. Или не божество. Они ведь нашли эту гору, и Шергин с ротой солдат полез на нее. А там двое рядовых заблудились и наткнулись на Белого Старца. Один потом вернулся, а второго Старец оставил у себя. Больше того парня никто не видел. Но второй передал Шергину пару слов от «божества». После чего полковник пришел в сильное возбуждение, долго писал что-то и в результате оставил на горе свою шкатулку, с которой никогда не расставался. Что в ней было, кроме этого письма, неизвестно. Но Чернов видел, куда полковник ее спрятал, и подробно описал место. Как думаешь, зачем?
— Чтобы кто-нибудь когда-нибудь ее нашел.
— Точно. И этот кто-то — я. Письмо полковник писал мне.
— Почему ты так уверен?
— Чернов стал свидетелем гибели семьи полковника в Ярославле. Он был уверен, что убили всех. А в тот день на горе Шергин, как безумный, твердил про своего потомка. Сказал, что получил обетование о потомке. — Федор умолк, глядя в стену остановившимися глазами. — Вот и решай — божество сей Белый Старец или кто.
— Или где, — сказала Аглая. — Как ты собираешься искать эту гору?
— Найду. Туземцы так и называли ее — гора Белого Старца. Может, и сейчас кто-нибудь из них знает.
Федор вопросительно посмотрел на девушку.
— Ладно, поспрашиваю, — согласилась она. — А в книжке написано, как он погиб?
— Написано. Но мне не все ясно. Это только внешняя сторона дела. А мне нужны показания главного свидетеля.
— Старик Плеснев мертв, — напомнила Аглая.
— Не его. — Федор мотнул головой. — Полковника Шергина.
Освободившись от заявлений, он допил чай и расслабился. Теперь можно было перейти к другим вопросам. Он сосредоточил во взгляде всю нежность, на какую был способен, и постарался, чтобы это было заметно.
— Что ты так страдальчески смотришь? — спросила Аглая, отведя глаза, и стала зачем-то переставлять на столе чашки.
Федор немедленно сменил нежность на решительность.
— Послушай, я понимаю, когда я только явился сюда к вам, ты воспринимала меня, и, наверное, справедливо, как некую эманацию городского хаоса. Этакого столичного ковбоя, который сбежал в деревню, потому что ему вздумалось вообразить себя лишним человеком. Вот, ты улыбаешься, значит, так все и было. Но кое-что изменилось. Я ведь почти три месяца тут живу. И ваши сельские натурфилософские эманации на меня тоже действуют. Поверьте, Аглая… пардон, забылся… Поверь, я стал другим. Я, можно сказать, возродился здесь душой к новой жизни и…
Аглая прыснула, закрывшись ладонью, и все красноречие Федора как рукой сняло.
— Что? — с глупым видом спросил он.
— А кто в Бийске хвастал красивой жизнью и сорил деньгами? — тихо смеялась она.
Федор помрачнел и долго не находил слов. Потом встал, ушел к окну и сказал:
— В сущности, это не более чем сублимация подавленных желаний. Но теперь я понимаю, какой же я дурак. Как пошло и скудоумно вел себя. Это оттого, что я совсем потерял голову. — Он порывисто вернулся к столу. — Я сейчас задам тебе прямой вопрос и хочу услышать на него прямой ответ…
— Ты хочешь знать, пойду ли я с тобой в горы? — опередила его Аглая. — Разумеется, да.