Главное, о чем Дункан не сказал Джин и о чем, как он чувствовал, она не догадывалась, это сила и ярость его ненависти к Краймонду. Об этом он не говорил никому. Конечно, само собой разумелось, что Дункан испытывает неприязнь к сопернику. Но по мере того как он и Джин постепенно «узнавали» друг друга заново, он чувствовал, что она, которой было с чем бороться в своем мрачном воображении, делает вид, что как для нее Краймонд отошел на задний план, так он отошел на задний план и для него тоже. Но это было не так. Конечно, Дункана продолжало интересовать, действительно ли Джин ушла от Краймонда по своему желанию и не бросится ли обратно к нему в один прекрасный день, стоит тому только свистнуть. С этими сомнениями и предположениями, от которых голова раскалывалась, ему приходилось жить. Его ненависть к Краймонду была чем-то особым, всепоглощающим, первобытным, ядовитым, глубинным, жившим внутри его, как матереющий зверь, что живет его жизнью, дышит его дыханием. Он постоянно прокручивал в памяти сцену своего поражения в башенной комнате и последнее постыдное столкновение в темноте у реки. Свое падение с лестницы, падение в реку, кошмарные картины своей трусливой слабости и глупого уродливого страдания. За все это Краймонд должен был заплатить. Конечно, ему хотелось вновь зажить вместе с Джин, и его слова «давай будем счастливы» шли от сердца. Иногда такое будущее представлялось реальным, и он радовался тому, с каким удовольствием она вместе с ним строит планы их развлечений и утех. Но вместе с тем предстояло и еще одно событие в будущем, которое он лелеял, как драгоценное драконье яйцо, мечту, переходившую в страшную цель, — момент, когда он пойдет к Краймонду и убьет его.
Между тем в обыденной жизни погоня за удовольствиями принимала форму планов. Дункан все еще ходил на службу и вскоре получил повышение, хотя предложенная должность была и не столь высокой, как та, от которой отказался Джерард, струсив, как поговаривали. Однако позднее Дункан решил пренебречь «теплым местечком», покинуть Уайтхолл и уехать с Джин жить во Францию, как она всегда хотела. Они согласились, а они часто для разнообразия обсуждали друзей, что Джерард поступил глупо, отказавшись от очень влиятельной должности, поскольку не смог расстаться с праздной жизнью, был ленив и всем недоволен. Они-то другое дело, они используют свою свободу, чтобы трудиться над своим счастьем. Они много времени проводили над изучением карт и предложений жилищных агентств. Обсуждали вариант с восстановлением и перестройкой какой-нибудь старой фермы с садом, бассейном и морем по соседству. А пока часто «выходили»: в театры, на вечеринки и в рестораны. Отлично ели и пили. Джин покупала драгоценности, платья. С Роуз и Джерардом виделись нечасто, однажды присутствовали на званом обеде в доме Джерарда, устроенном Пат и Гидеоном, где были Роуз с Дженкином и сослуживец Дункана с женой. Джерард заявил, что больше не устраивает приемы, раз Пат хозяйничает в доме. Приглашения были посланы также Гулливеру с Лили, но Лили отказалась, а Гулливер не ответил. Роуз позвала Джин и Дункана на ланч, но пришла только Джин и рассказывала об их недавней поездке в Париж на уик-энд. Конечно, старые друзья Дункана вели себя тактично и с умом, но не могли не казаться любопытными наблюдателями. За обедом Дженкин упомянул о Тамар, сказав, не углубляясь в детали, что та была больна, но теперь ей уже лучше. Услышав об этом, Дункан почувствовал себя неуютно. Разумеется, он не забыл о том эпизоде, но вспоминал как о том, что, как говорится, лучше забыть. И теперь постарался тут же выбросить из головы всякую мысль об этом. Джин он об этой истории не рассказывал. Отложил на потом, когда они заживут новой жизнью, во Франции, чтобы коснуться мимоходом, как эпизода совершенно незначительного, каким он и был по существу.
Гулливер заехал на вокзал Кингз-Кросс. Было девять утра, и он направился взглянуть на расписание поездов. Уехать он решил на следующий день. Из квартиры он убрался наутро после своего «отчаянного» разговора с Лили, боясь, что она может отговорить его. И Лили действительно появилась, едва он ушел. Так что он несколько последних дней жил в дешевых меблирашках поблизости от вокзала, не заслуживавших звания гостиницы. Его ободрило то, как легко, пока что, он переносил это свое новое положение, когда был никем и не имел ничего. Он, конечно, еще и испытывал сильный страх. Отложил отъезд из-за еще не законченных дел: с домовладельцем, с новым жильцом, купившим часть его мебели, с человеком, купившим остальное и часть его книг. Эта последняя сделка принесла ему денег больше, чем он ожидал, а потому, если учесть еще не совсем иссякшие сбережения, он мог начать жизнь на новом месте, по крайней мере, не без гроша.
Он старался не думать о Лили. Чувствовал, что не может справиться с «проблемой Лили», и это частично было то, от чего он бежал. Он не лгал, когда говорил, что любит ее, и был очень тронут, когда она сказала, что любит его. Но разговор о женитьбе привел его в смятение. Как он мог жениться на ком-то вроде Лили, которую все считали посмешищем и «богатой шлюхой»? Финансово зависеть от нее, да еще чтобы это все видели, было для него невыносимо. Невыносимо было сознавать себя безработным, особенно когда он «шатался» с Лили и оказывался с ней рядом с Джерардом, чьи усилия помочь ему с работой постоянно оборачивались неудачей и который, возможно, винил в этом Гулливера. К нему вернулось чувство, которое он испытывал в детстве, когда казался себе чужим, неприспособленным, ничтожеством. Он действительно был «в отчаянии», «дошел до предела» и должен был уехать из Лондона куда-нибудь подальше, где удача, возможно, улыбнется ему. Гулливер твердо решил до конца исполнить свою роль человека невезучего и «быть никем», и все-таки он не мог не надеяться в будущем стать кем-то, пусть бедным и безвестным, кем-то, благодаря своим талантам и удачной женитьбе. Возможно, представляя себя запоздалым Диком Уиттингтоном [87] , он не исключал появления «девчонки в Лидсе», о чем кричала Лили. Упоминание о Лидсе вернуло его к еще не решенной проблеме: куда ему, собственно, направиться. Он и на вокзал пришел, чтобы принять окончательное решение. (До этого он подумывал о Франции, Испании, Индии, Африке, Америке и Австралии.) Он решил ехать в Ньюкасл: исполнить свое всегдашнее желание жить у моря. Его планы теперь были не совсем абстрактны, как поначалу, он перестал представлять свой отъезд, словно это была смерть. Что нужно сделать, когда он сойдет с поезда в Ньюкасле, городе, где прежде никогда не бывал? Первым делом, конечно, найти дешевую комнату, где можно будет оставить чемоданы. Он с неохотой расстался с кучей одежды, оставив ее не у Лили, а в книжной лавке, в которой часто бывал. Выбирать, что брать, а что не брать с собой, было сущим мучением. Так, потом он пойдет в местное бюро по трудоустройству, потом, или в первую очередь, разузнает, где находятся полулюбительские театрики, театральные студии, пабы, в которых ставятся «протестные» представления. Карточка профсоюза актеров была у него в кармане. Кто согласен на грошовую оплату, может иногда прийти в театр и получить работу. Если его возьмут даже на четверть ставки, он сможет подрабатывать официантом или уборщиком. Ко всем этим крайним вариантам, которые он, безусловно, рассматривал, в Лондоне было прибегнуть намного трудней психологически, тут он заботился, чтобы выглядеть приличным человеком, в том числе и в глазах Лили. На севере спокойно можно быть бедняком, ищущим места, каким он, собственно, и являлся, безработным среди других безработных, человеком в очереди. И если он будет готов согласиться на любую работу, то наверняка что-нибудь найдет.