Краймонд, похоже, говорил обобщенно, не имея в виду лично ее, но она горячо подхватила:
— Рада, что ты не считаешь меня никчемной, — я займусь своим образованием, ты мог бы быть моим учителем…
— Ох, Лили, вернись на землю, где твое чувство реальности?
— Ты моя реальность.
— Ты сама знаешь, что несешь полный вздор, просто тебе хочется излить душу, даже если это не имеет смысла. А теперь, когда ты выговорилась, может, сделаешь одолжение и уйдешь?
— Я не могу уйти, — сказала Лили. Она говорила быстро и горячо, но уверенней. Она сама чувствовала, что в ее голосе появились ужасные истерические нотки. — И не уйду. Уверена, ты испытываешь ко мне особое чувство. Ты должен быть ласковей со мной. Неужели нельзя быть хотя бы ласковей, когда я так люблю тебя? Неужели такая любовь может попросту пропасть зря? Мне нужно от тебя хоть что-то, какое-то подобие договора, статуса, чего угодно, самой малости, которая свяжет нас навеки.
Краймонд отвел глаза, словно устал смотреть на нее, и вздохнул:
— Лили, не вижу никакого смысла в том, что ты просишь. Ты говоришь так, будто я легко могу дать тебе что-то очень ценное…
— Да, да, легко, ты можешь, можешь!
— Но у меня нет этого, нет к тебе этого особого чувства, о котором ты говоришь, и я не хочу, чтобы ты была моей рабыней…
— Тогда не буду…
— Или незаметной вещью в углу комнаты, или мышью, я этого не люблю и не вынес бы рядом с собой такого человека, и я не могу дать тебе никакого «статуса», как ты выразилась, я просто не испытываю никакого особого чувства к тебе, и у меня нет для тебя никакой особой роли — извини.
Лили, сдерживая слезы, подняла с пола пальто и положила его на колени.
— И вернись на землю. Чем ты сейчас занимаешься в реальном мире?
— Выхожу замуж. За Гулливера Эша. Завтра.
Краймонд по-настоящему улыбнулся, больше того — засмеялся:
— Ох, Лили, Лили, так ты готова даже сбежать из-под венца?
— Да.
— Или мне пришлось бы терпеть замужнюю рабыню?
— Нет, нет… если б ты захотел, ничего бы этого не произошло, ничего бы этого не было.
— Ах, глупая… глупая… девчонка.
Лили улыбнулась сквозь слезы, потом вытерла глаза, встала и надела пальто:
— Могу я все-таки видеть тебя в будущем, заходить иногда, не запретишь?
— Не запрещу, но мне будет нечем обрадовать тебя.
— Тогда буду заходить просто так.
— Ради бога, Лили, исчезни же наконец и будь счастлива, неужели не ясно, и сделай счастливым кого-нибудь другого, забудь свои фантазии. Иди же, иди и будь счастлива!
— Роуз и Джерард приглашают нас на обед — когда вернутся из Венеции, — сказала Лили.
— В свой новый дом? — спросил Гулливер.
— Нет, глупый, они его только что купили — к Роуз.
Роуз и Джерард купили дом в Хаммерсмите, возле реки.
— Я так и думал, что Джерард не выдержит в Дженкиновой норе, — сказал Гулливер, — там ему точно было не место.
— А как насчет нас? Думаю, нам тоже вскорости надо будет покупать дом, миленький маленький домик в Патни или еще где, с садом. Детям это понравится.
— Детям?!
— Теперь у тебя есть работа, так что, полагаю, мы можем себе это позволить. Уверена, у меня еще кое-что осталось от тех денег, бог знает куда разошлась большая часть.
— Давай не будем торопиться, — сказал Гулливер, — мне и здесь нравится. К тому же мы еще даже не женаты!
— Завтра в это время будем женаты!
Был вечер, поздний вечер того дня, когда Лили побывала у Краймонда, и они с Гуллом еще сидели за столом после долгого праздничного обеда, за которым то и дело поднимали бокалы с водкой, вином, а потом с черри-бренди, желая себе счастья и богатства. Они порядком набрались, но чувствовали себя исключительно бодрыми, рассудительными и остроумными.
— Непременно будем и счастливы, и богаты, если один из нас не струсит — или оба.
— И не сбежит из-под венца.
— Это фраза из Достоевского [96] , — сказал Гулливер, — я думал, ты его не читала.
— А я-то думала, это расхожее выражение. Я где-то его слышала.
— Я не сбегу! Видишь, вот кольцо!
Гулливер показал Лили кольцо, уютно лежащее в маленькой бархатной коробочке. И в то же мгновение живо представил себе ужасные события, произошедшие в романе за той фразой. С ума сойдешь иметь дело с женщинами. Ничего не поделаешь, приходится идти на риск.
— Ты сказал Леонарду, что ему надо будет делать?
Леонард Ферфакс должен был быть шафером на свадьбе, а Анжела Парк, старинная подруга Лили по школе искусств, — подружкой невесты.
— В муниципалитете ничего особенного делать не нужно! — ответил Гулливер. — Я отдам ему кольцо, и он в решающий момент передаст его мне, а я вручу тебе. Держу пари, большинство людей не озадачиваются даже этим. В любом случае, ты уже проходила эту процедуру.
— Да, но… тогда не было кольца… что-то не припоминаю…
Лили отказалась носить обручальное кольцо. Сейчас казалось невероятным, что когда-то она была замужем. Гулливер не желал ничего слышать о ее призраке-муже, а она не могла сейчас даже вспомнить его лицо — бедный Джеймс, бедный Джеймс.
— Мне нравится, когда совершается обряд.
— Все кончится за четыре минуты.
— Боже мой! А потом будем связаны на всю жизнь!
— Я надеюсь. Может, мы сумеем поженить Леонарда и Анжелу?
— Сомневаюсь, — сказала Лили. — Анжела старше меня, и она растолстела. В любом случае, Леонард, по-моему, крутит с Джиллиан Кертленд. Подходящая девчонка.
— Ужасно мила, — согласился Гулливер, поспешив отогнать образ подходящей девятнадцатилетней девчонки.
— Никак не могу решить, что надеть.
— Я собираюсь надеть свой бледно-серый спортивный костюм в бледно-розовую клетку. Не надевай брюки, прошу тебя, пожалуйста!
— Конечно не буду. Пожалуй, надену черно-белое платье с бархатным воротом.
— А отметить, значит, пригласим только Анжелу и Леонарда? Чуть ли не тайная свадьба получится! Забыл сказать: я видел Тамар у Леонарда. Там еще был Конрад Ломас и тот модерновый священник из Боярса.
— Для нее вся религия это средство, чтобы избавиться от мамаши.
— Не знаю, — сказал Гулливер, — думаю, у нее это серьезней. Как бы то ни было, но она со священником много смеялись! А Вайолет, по слухам, вполне счастлива.