Тем временем Роуз встретила Лили Бойн. Роуз и Лили с симпатией относились друг к другу, но в то же время проявляли обоюдную осторожность и недопонимание. Лили казалось, что Роуз считает ее малообразованной и «недалекой». Роуз же опасалась, что Лили кажется, будто Роуз считает ее малообразованной (как Роуз действительно считала) и «недалекой» (чего Роуз не думала). Нет, у Роуз не было подобных мыслей, но нечто в этом роде ей смутно приходило в голову. Она боялась, впрочем, напрасно, что Лили находит ее «высокомерной». Лили, на взгляд Роуз, была чересчур «бойкой», и она не всегда могла оценить «изысканность» ее острот или непринужденно подхватить их. Лили восхищали в Роуз ее спокойный характер, ее благоразумие, тактичность и мягкость, что не всем знакомым Лили было присуще, а Роуз в Лили — решительность и предполагаемые в ней те смелость и «практичность», какие для самой Роуз оставались непостижимыми и удивительными. Вообще-то они не слишком хорошо знали друг друга. Лили Бойн попала в круг знакомых и друзей Джерарда через Джин Ковиц (то есть Джин Кэмбес, но ее, как это бывает, продолжали звать по девичьей фамилии), с которой Лили познакомилась несколько лет назад на почве защиты «прав женщин» и сошлась ближе на занятиях йогой, где они часто стояли на голове. Это произошло до того, как Лили стала на короткое время знаменитой. Лили, как однажды заметил по ее поводу Гулливер, была из тех многочисленных людей, знаменитых просто оттого, что знамениты. Сейчас Лили была, или, скорее, считалось, что была, богатой девушкой. Она выросла в бедной и бестолковой семье, взрослую жизнь начала в политехническом, забавлялась керамикой и дизайном, воображала себя художницей, а потом зарабатывала на жизнь машинисткой. В положенное время — и в момент отчаяния, когда не до особых раздумий, — она выскочила замуж за хилого студента-художника без гроша за душой, Джеймса Фарлинга. Как она потом была благодарна этому бледному мальчишке зато, что он уговорил-таки ее выйти за него! Она, конечно, оставила себе девичью фамилию. Вскоре после женитьбы в семействе Фарлингов случилось несколько негаданных смертей, и семейный капитал, о наличии которого Лили не подозревала, отошел Джеймсу. Тот был легкомысленным мальчишкой, которого мало волновали деньги, и в любом случае, пока не вмешались парки, думать не думал о наследстве. Разбогатев, он остался таким же беспечным, и только Лили помешала ему все раздать возмущенным еще живым родственникам. И вот, поощряемый женой к тратам, он купил мотоцикл и благополучно разбился в день покупки. После этого все семейство ополчилось на Лили, желая ее уничтожить. Лили сопротивлялась. Казалось, дело ясное, обвинять ее было не в чем, но ловкие адвокаты уже вовсю трудились, отыскивая зацепки, позволившие бы оспорить правомерность получения Джеймсом наследства. Тяжба разрослась в cause célèbre [16] . В конце концов, после того как Лили пошла на многочисленные уступки, дело было урегулировано во внесудебном порядке. Лили вышла из этого испытания не без ущерба для собственной репутации, поскольку в запальчивости наговорила немало явной лжи. Однако на короткое время стала популярной героиней, «бедной девушкой», сражающейся с алчными богачами, одинокой женщиной, противостоящей когорте мужчин. В этой-то роли она и обратила на себя участливое внимание Джин Ковиц, которую в то время очень интересовали, как феминистку, подобные судебные процессы. Казалось, Джин влюбилась в нее, с такой яростью и жаром она защищала ее. Роуз тоже принимала во всем этом участие и часто виделась с Лили, которая в свою очередь познакомилась через Джин с Джерардом и остальными из их круга. Когда сражение закончилось и рекламная шумиха улеглась, Джин, разумеется, остыла к Лили; лживость той претила ей. Но Роуз хранила ей верность частью из сочувствия. Потому что богатство принесло Лили мало счастья, и в любом случае нескончаемый поток пронырливых поклонников испортил ее. Лили приобрела вкус к дорогим вещам, привыкла думать, что достойна быть в центре внимания. Похоже, у нее осталось мало друзей и она плохо представляла, как ей распорядиться своей жизнью.
— Роуз! — завопила Лили. — Какое восхитительное платье! Ты всегда на высоте! Такое простое, только ты умеешь одеться с таким вкусом!
Они столкнулись возле шатра с «Водоплавающими» и вынуждены были напрягать голос, чтобы слышать друг друга сквозь грохот музыки с бассо остинато ног, топочущих по дощатому настилу.
— Ты тоже смотришься великолепно, — возвратила комплимент Роуз, — очень по-восточному. Дивные получились шальвары.
Лили, одна в тот момент, была в просторных оранжевого цвета шелковых брючках, перехваченных на щиколотках ленточками с блестками, и в свободной белой шелковой блузке, придавленной на груди золотыми цепочками и перехваченной пурпурным поясом, под который заправила концы прозрачного серебристого шарфа, укрывавшего плечи. К этому времени ее наряд был уже в беспорядке: штанины вылезли из-под лент, блузка — из-под пояса, серебристый шарф свисал с одного плеча. Лили была ниже и тоньше Роуз, а верней, тоща, с худым, почти костистым бледным лицом, короткими сухими невесомыми волосами и длинной шеей. Девушке позволительно иметь слишком длинную шею, и о шее Лили можно было сказать, что она балансирует на грани между лебединой и карикатурной. У нее была привычка, только подчеркивавшая это: вытягивать голову и пристально глядеть, словно сквозь марлевую маску; у нее выходило это как-то по-кошачьи, как бы высокомерно. Очень тонкие губы, из-за чего она постоянно страдала. Глаза, «цвета жженого сахара», как выразился один из льстецов, тоже не вдохновляли: бледно-карие с темным ободком и голубовато-коричневыми черточками, сходящимися к зрачкам, и напоминающие какие-нибудь леденцы. Она и косметикой злоупотребляла, чтобы привлекать внимание, толстым слоем накладывала серебристую помаду. Говорила, растягивая слова в манере левобережного Лондона, исковерканной так, что порой ее можно было принять за американку.
— Я пришла с этой дрянью Краймондом, — сказала Лили, — он бросил меня, свинья такая. Ты его не видала?
— Нет, не видела, извини, — ответила Роуз. — А тебе Тамар не попадалась?
— Эта малютка, она что, тоже здесь? Не попадалась. Господи, какой грохот! Как ты сейчас?
— Прекрасно…
— Давай встретимся как-нибудь…
— Да, надо поддерживать связь.
Они расстались. Тамар, завидев Роуз, разговаривавшую с Лили, вернулась в галерею, которая вела в олений парк.
Выходя от Левквиста, Джерард увидел Дженкина Райдерхуда, который поджидал его у нижней ступеньки крыльца.
Он обратил внимание на то, что ночное небо, которое никогда не было по-настоящему темным, чуточку посветлело, и его коснулось печальное предчувствие. Весь уйдя в общение с Левквистом, он совершенно забыл, где он и зачем он здесь, даже мысли об отце, Синклере, Роуз, казалось, принадлежали Левквисту, а не ему. Он вдруг вспомнил, с какой новостью явился Гулливер. Однако прежде спросил Дженкина:
— Нашел Тамар?
— Нет, но встретил Конрада. Он потерял ее и все еще ищет!
— Надеюсь, ты отчитал его как следует.