Гарет откусил от своего пирога. Танон искоса смотрела, как мощно двигались его челюсти, но потом поймала себя на мысли, что опять смотрит на губы Гарета, и отвернулась.
– Разве тебе не надо готовиться к предстоящему турниру?
– Нет, я готов.
Она быстрым взглядом окинула его босые ноги. Отсутствие обуви еще сильнее подчеркивало дикарский вид Гарета, он был чужим – в замках и своим – среди диких лесов и гор. Свободным от всех светских условностей.
Танон увидела вдали тетю, которая стояла у входа в сад и разговаривала с Херевордом, и тут же развернулась в их сторону, желая поскорей уйти от Гарета, пока чувства, которые он пробуждал в ней, не захлестнули ее с головой.
– Ничто еще так не радовало мой язык в Кимре, – вдруг раздался его голос почти над ее ухом.
Против своей воли Танон ощутила, как жар проник в каждую клеточку ее тела. Она споткнулась, но Гарет не дал ей упасть, обхватив руками за талию. Одно мгновение валлиец крепко держал ее. Она закрыла глаза и, приказав себе успокоиться и вдохнуть воздуха, подняла ладони и положила их ему на руки.
– Отпусти меня, – тихим голосом потребовала Танон. Каким же самоуверенным грубияном надо быть, чтобы осмелиться так нагло прикасаться к ней! Без сомнения, он не станет целовать ее прямо тут, на глазах у всех. И неужели он серьезно полагает, что она хочет целоваться с ним? Святые небеса! Но она совсем не знает, как это делается! – Я леди и не…
Подчинившись приказу, Гарет отступил от нее и со стоном удовольствия прикончил свой кусок пирога.
Лицо Танон вспыхнуло, и она чуть не бегом кинулась прочь. Что, Бога ради, на нее нашло? Почему она вдруг решила, что Гарет хочет ее поцеловать?
– Жаль, что ты не умеешь готовить, – сказал он, догоняя ее и бросая взгляд на людей, что прогуливались по лужайкам. В его глазах отражалось солнце.
– Кто сказал, что я не умею? – Когда Гарет посмотрел на нее, она вопросительно подняла брови.
Принц улыбнулся, и ее сердце опять дрогнуло.
– Ну, ты же дочь знатного норманна. Я думал…
– И напрасно. Я провела много часов на кухне вместе с мамой и нашим поваром. Я готовлю такие вкусные блюда, что ты захлебнешься слюной.
Гарет облизнул губы, и Танон ощутила, как щеки опять окрасились румянцем.
– Рад это слышать, Танон.
Он впервые назвал ее по имени, и произнес его так неторопливо, как будто не знал, что подобная вольность допустима только по отношению к близкой знакомой. Это произвело на Танон странный эффект. Она прибавила шаг.
Гарет сложил руки за спиной и опять догнал ее.
– А в чем еще ты искусна? – спросил он, шагая рядом.
– Я умею шить. – Танон откусила пирог, радуясь тому, что разговор перешел в спокойное русло ее хозяйственных умений. Это отвлекало ее внимание от нежного ощущения тепла, которое охватывало ее от близости Гарета. – А еще я умею читать.
– Правда? – Он опять с любопытством посмотрел на нее своими блестящими глазами.
Танон поймала себя на том, что ей захотелось улыбнуться.
– А еще я училась игре на лютне. Он остановился и развернулся к ней.
– Может быть, ты когда-нибудь сыграешь для меня.
– Может быть, – едва дыша, ответила Танон.
Глаза Гарета потемнели от какого-то сильного чувства. Его взгляд устремился к ее губам.
– Ты столько всего умеешь, Танон. – Он поднес руку к ее лицу и дотронулся пальцем до уголка ее рта.
От его прикосновения кровь в жилах Танон превратилась в огонь. Ее глаза в изумлении расширились от такого дерзкого поступка, но она не могла произнести ни слова.
Гарет медленно улыбнулся, а потом убрал палец. На нем оказалась крошка, которую он снял с ее губ.
– Прости меня. Искушение было столь сильно, что я не смог устоять.
Простить его? Простить его за то, что он заставил ее зарыть на мгновение, что она – благовоспитанная девушка, дочь дворянина? Танон быстро огляделась вокруг. Ей казалось, что она стояла посреди поля абсолютно голой.
– Эта вуаль, – Гарет поднял руку к ее покрывалу, а потом провел ладонью по ее ладони, едва касаясь кожи, – для красоты, да?
Танон кивнула.
– Она ничего не стоит по сравнению со звуком твоего смеха. Когда я снова услышу его?
После этих слов в голове Танон вспыхнули яркие образы того лета, что она провела в играх с Гаретом. Она сделала шаг назад, разрывая возникшее ощущение близости. «Прекрати немедленно», – приказала себе Танон. Он вернулся только ради мира. Разве он не ясно сказал об этом королю? Гарет просто занял место Седрика. Они поженятся, чтобы между их народами воцарился мир. В их браке не будет места любви. Все эти годы Танон готовила себя именно к такой судьбе.
– Ты ведешь себя очень вызывающе. Ты слишком много себе позволяешь, столь свободно прикасаясь ко мне.
– Я твой жених. – Он не смог сдержать улыбку, увидев, как порозовели ее щеки, а восхитительный рот возмущенно изогнулся.
Взгляд Гарета, казалось, вбирал в себя каждую черточку ее лица. Его голубые с золотистыми крапинками глаза смотрели на нее с такой теплотой, что Танон казалось, будто они были способны проникнуть в самые потаенные уголки ее сердца. Она скрестила руки на груди в напрасной попытке отгородиться от Гарета.
– Ты пока не мой жених. Во всяком случае, до тех пор…
– Тебя никогда не целовал мужчина, верно?
Танон в изумлении открыла рот, заставляя себя не смотреть на его губы.
– Почему ты задаешь мне такой вопрос?
– Потому что хочу услышать ответ.
Танон нахмурилась, услышав этот высокомерный, но все же вполне логичный ответ. Она попала в затруднительное положение. Роджер никогда не находил ее привлекательной. Признаться, что ни один мужчина даже не пытался поцеловать ее? Боже, это будет так унизительно!
– У меня нет привычки целоваться с моими поклонниками. – Танон постаралась, чтобы ее голос звучал надменно.
Это было почти похоже на правду.
– Ты всегда была безупречной леди, да, Танон? – Его улыбка стала такой нежной, что у нее задрожали колени. – Кроме тех случаев, когда лазила по деревьям.
Танон вдруг остро почувствовала, что скучает по тому времени, когда они вместе над чем-нибудь смеялись. В детстве ее совершенно не волновало то, что другие думали о ней. Но Танон была дочерью дворянина, и от нее ожидали соответствующего поведения, которое иногда тяжелым грузом ложилось ей на плечи. Она прокашлялась и вздернула подбородок. Дочь Бранда Ризанде никогда не навлечет позор на свою семью. Она не забудет того, чему ее учили, и всегда будет вести себя так, как того требует этикет. Те дни, когда она лазила по деревьям и гонялась за свиньями, остались в прошлом.