Лиза, бедняжка Лиза, тоже требовала заботы, как и в те далекие дни детства, когда Лиза с ее идеализмом и нехваткой здравого смысла постоянно попадала в затруднительные положения, доставлявшие Диане массу хлопот. Диана была предана сестре, восхищалась ею, опекала ее, и Лиза отвечала ей такой же искренней любовью, что помогало Диане жить, поддерживало ее. Она отдыхала душой, ощущая всем своим естеством близость и родство Лизы, чего в отношениях с Майлзом добилась лишь через долгие годы. В зрелом возрасте жизнь разлучила сестер, и во время редких встреч у них все меньше находилось о чем говорить друг с другом, хотя чувство прежней близости все же сохранилось. Диана радовалась, что Майлз полюбил Лизу; когда Лиза заболела, со стороны супружеской четы было естественно предложить ей, по крайней мере на время, поселиться у них. Они так спорили друг с другом, Лиза и Майлз! Это была какая-то новая, счастливая жизнь.
Диане было бесконечно жаль Лизу, однако к ее сочувствию примешивалось понимание того, что сестра — полная ей противоположность, и убежденность в том, что собственная ее удачливость является прямым следствием характера. Приветливая, спокойная, привлекательная Диана казалась всем довольной. Легкая загадочная улыбка купидона, которая не сходила с ее уст, и была улыбкой довольства, лучащимся знамением благополучия, здоровья, удовлетворенности, олицетворением радости бытия. Лиза, никогда не блиставшая красотой, с болезнью утратила и прежнюю свою миловидность. Она была умной, конечно, и, по всей видимости, не такой уж слабой, если справлялась с работой учительницы в одной из истэндских школ, от посещения которой Диане делалось дурно. И все же, несмотря на это, Диана ощущала в Лизе какую-то обреченность. Диана диву давалась, что сестра выздоровела. «Лиза ищет себе смерти», — сказала как-то Диана Майлзу. «Лиза ищет себе страданий, — ответил Майлз, — что далеко не одно и то же». «Она настроена мистически и стремится к самоуничтожению», — заключила Диана. «Мазохистка она, это уж точно», — согласился Майлз.
«Я уже пожилая женщина», — думала Диана, оглядывая скользящие мимо, словно погруженные в сон пары. Такая же, как они. Оживление, привнесенное появлением в доме Лизы, улеглось. Уж не дожила ли она, Диана, до того возраста, когда остывшие чувства постоянно требуют обновления? Или сказывается ее испорченность? Она не могла разобраться в себе. Ясно было одно: в ней проснулось волнующее ощущение молодости, которым она обязана неожиданному, чудесному появлению Денби. Конечно, у нее и раньше возникали мысли о Бруно, о Денби, но Денби безотчетно представлялся ей именно таким, каким рисовал его Майлз. Даже после первого появления Денби в их доме она доверчиво выслушивала восклицания Майлза о жирном дураке и клоуне, скалящем зубы. Она не ждала, что будет мгновенно очарована Денби. Это был настоящий сюрприз, в нее словно вдохнули жизнь. Загорелое веселое лицо Денби, его пышная седая шевелюра, подкупающая улыбка уверенного в себе человека стояли у нее перед глазами, пока она молча выслушивала поток саркастических восклицаний Майлза, которому сдержанно сообщила о визите Денби. Образ Денби преследовал ее и в постели.
— Соприкосновение тел — это соприкосновение умов.
— Вы философ, Денби.
— Подумать только, что все эти дурацкие годы мы не знали друг друга.
— У меня такое ощущение, что я знаю вас всю жизнь.
— У меня тоже. Мне кажется, мы с вами одного склада люди. Правда?
— Может быть. С вами мне так легко, никаких тревог. Ведь для женщины моего возраста вовсе не просто позволить себе такой… праздник.
— Легко. То есть что-то легкомысленное, несерьезное?
— Нет, легко — это значит легко. Вы меня смешите.
— Ну и замечательно. Давайте заведем роман.
— Нет, Денби, никакого романа. Я люблю мужа. Я не свободна.
— Ох. А по-моему, это дурной тон — вести такие речи, тайно танцуя с другим мужчиной.
— Боюсь, вы правы, дорогой.
— Позвольте ответить искренностью на искренность: вы причинили мне боль.
— Позвольте отплатить вам признанием, что я взираю на вашу боль с удовольствием.
— Это уже кое-что для начала.
— Нет-нет…
— Вы уже говорили «нет», потом «да», так что я не теряю надежды.
— Напрасно. Мне было приятно, что вам захотелось со мной потанцевать, вот и все.
— Нет, не все, раз уж мы оказались в этом прелестном вертепе.
— Ну, а мы же не грешим на самом деле.
— Так давайте грешить на самом деле.
— Денби, у вас есть кто-нибудь?
— Женщина? Нет.
— Может, у вас другие наклонности?
— Боже упаси. Вы меня прямо в краску вогнали.
— Значит, так-таки и никого?
— Так-таки и никого. Была одна девочка, но она уехала в Австралию. Я скучаю.
— Бедный Денби. Только, по-моему, не стоит придавать значения всем нашим чувствам и помыслам.
— Моим стоит, поскольку они обращены к вам. И как вы собираетесь с ними обойтись? Вы же понимаете, что я увлечен вами?
— Мне уже под пятьдесят. Такого не бывает.
— А мне за пятьдесят. Значит, бывает.
— Вы все осложняете. Просто на какое-то мгновение я почувствовала себя снова молодой.
— Это из-за музыки. Здесь все принадлежит прошлому. Мы встречаемся с нашей молодостью. Я тоже чувствую себя молодым, точнее, человеком без возраста.
— Без возраста? Да. Вы очень привлекательны.
— Ну так заведем роман?
— Нет-нет.
— Не собираетесь ли вы рассказать обо всем Майлзу и после этого написать мне записку, что мы не должны больше видеться? Если вы это сделаете, вот тогда я действительно все осложню.
— Нет, конечно, я этого не сделаю, это вам не грозит. Но все должно быть спокойно, пристойно, романтично.
— Не понимаю я этих слов. Вы имеете в виду шоколад, цветы?
— Я имею в виду что-то вроде романтической дружбы.
— Романтической дружбы между мужчиной и женщиной не бывает. Я хочу тебя в постели.
— Вы не влюблены в меня по-настоящему, и я в вас — тоже. Мы слегка увлеклись друг другом.
— Нам пока рано говорить о любви. А что же плохого в том, что мы увлеклись друг другом? Откровенно говоря, я не из тех, кто часто увлекается.
— Поддавшись искушению, мы потеряем самое существенное друг в друге, а получим самое несущественное.
— Ну вот, теперь уж ты ударилась в философию. Я провожу тебя домой?
— Нет.
— Майлза еще не будет, слишком рано.
— Нет.
— Диана, мне бы хоть на минутку остаться с тобой наедине. Я хочу тебя поцеловать.
— Нет.
— Найджел!