— Хэтти, не плачь, милая, что такое? Это всего лишь я.
Она покачала головой и не ответила. Лицо у нее было красное, в глазах кровавые прожилки, губы мокры. Она уже не так сильно плакала, но задыхалась, судорожно втягивая воздух, словно тихо вскрикивала. Она закрыла лицо спутанными волосами, как покрывалом.
Они прошли дом Грега и Джу. Занавески были задернуты. Стояла тишина, Эннистон спал. У Тома болели ступни и ныли колени. Он где-то сбросил ботинки и снял носки во время приключений прошлой ночи, которая теперь казалась очень далекой.
Когда погас свет, Том во мгновение ока решил все равно привести свой план в исполнение. Тело помнило, что нужно делать, — не зря он так долго изучал путь к спасению. Правая нога коснулась торчащего ножа, на миг оперлась на него, Том взлетел вверх, вцепился руками в вертикальные перекладины верхней лестницы, левым коленом нащупывая в темноте очередную опору. Нож подался и с лязгом упал на цементный пол далеко внизу. Том шарил коленом по перекладинам, обнаруживая, что проемы, куда хотел всунуть ногу для опоры, слишком узки. На секунду его руки приняли на себя весь вес тела, и оно повисло, прижав к перекладинам колено, больно опирающееся на пару дюймов торчащей наружу ступеньки, и держа правую ногу на весу. Нагрузка на руки усилилась, когда ладони медленно заскользили вниз по мокрым, скользким перекладинам. Потом он каким-то чудом смог поднять правое колено, нашарить им такой же выступ чуть повыше и повиснуть, раскорячившись, как паук, на боку лестницы. Он инстинктивно передвинул левое колено вверх, пошарил сбоку, просунул правую ступню меж перекладин на ступеньке пониже и устроился понадежней. Рукам стало полегче, и Том некоторое время отдыхал в таком положении. Потом осторожно перехватил левой рукой перекладину пониже, ближе к левой ступне, потянул изо всех сил, выпрямился, правая рука дотянулась до поручня поверх перекладины, и правая ступня тоже нашла себе место на ступеньках. Еще немного отдохнув, Том смог перебросить одну ногу через поручень, соскользнуть на ту сторону и мешком рухнуть на ступени. Он посидел, растирая саднящие колени и беспокоясь, не повредил ли их. Видимо, именно тогда он снял носки и ботинки и потерял их в темноте. Нож ему тоже было жалко. Далее Том некоторое время бегал вверх и вниз по лестничным пролетам, в темноте, глотая насыщенный паром воздух, обжигая босые ноги, не находя пути наверх. Лестницы, по которым он пытался подняться, либо кончались запертыми дверями, либо неожиданно опять шли вниз. Он время от времени звал на помощь, но пугался, услышав, как жалок его голос, отдающийся напрасным эхом в темноте. Том поднялся по лестнице, потом спустился, потом поднялся опять, в итоге потерял всякое ощущение направления и уже не мог отличить подъем от спуска. Наконец он сел, а вокруг него бурлила и кипела жаркая тьма. Он старательно дышал, сидя неподвижно и борясь со страхом задохнуться. Позже, очнувшись от забытья, он попробовал еще раз позвать на помощь и издал один чрезвычайно громкий крик, от которого задрожало все огромное замкнутое пространство и вся невидимая металлическая сеть затряслась и зазвенела. После этого зажегся свет и кто-то очень сердитый открыл дверь и сбежал по лестницам.
Человек перестал сердиться, когда узнал нарушителя. Тома простили, как, несомненно, простит его Господь, если таковой существует. Работник Института, чуть заметно улыбаясь, уже более мягко выговаривал Тому, а тот сказал ему, что потерял ботинки, носки, плащ, пиджак и нож где-то внизу. Он попытался описать свое чудо левитации, но осознал, что сам толком не понял случившегося. Спаситель велел Тому валить отсюда и оставил его в коридоре Эннистонских палат. Том пошел к вращающимся дверям в конце коридора, но, не дойдя, увидел в открытую дверь пустой палаты божественное зрелище — кровать с пухлыми подушками и белоснежными простынями. Он вошел, откинул одеяла и залез в постель. Его тут же одолел самый живительный сон, который он когда-либо испытывал в своей жизни; пока он спал, на него снизошли мудрость и ясность видения. Он проснулся, точно зная, что должен делать, и незамедлительно отправился в Заячий переулок.
Том толкнул заднюю калитку сада в Белмонте и пропустил туда Хэтти. Прошел за ней сам. Она сказала:
— У меня нет ключей.
— Не беспокойся, — ответил он, — Я знаю, как попасть в дом.
Сад был воздушно-зелен, укрыт легким туманом, дымкой, и бесчисленные птицы сплетали голоса в одну сладкую мелодию. Том и Хэтти шли под деревьями, по тропе, покрытой мхом, прошлогодними листьями и мелким острым древесным мусором, на который Тому было больно ступать. Потом они пошли по траве. Том велел Хэтти подождать у парадной двери, а сам обежал дом кругом, зашел в угольный сарай и пролез через окно в задний коридор, как когда-то Джордж. Том побежал к парадной двери и впустил Хэтти. Она воспользовалась ожиданием, чтобы пригладить волосы и расчесать их пальцами. К этому времени она заметно успокоилась.
Она вошла, обойдя Тома, и направилась вверх по лестнице. Сейчас, впервые после того вдохновляющего сна, Том не знал, какова его роль; не то чтобы он сознательно продумал какую-то роль — в каждый момент он действовал инстинктивно, по наитию. Но теперь предначертанные действия, разворачивающиеся словно во сне, подошли к концу, магия иссякла, и он вернулся в нелепую, опасную неразбериху обыденной жизни.
Хэтти вошла к себе в спальню и бросилась на кровать лицом вверх. Она задергала ногами, пытаясь сбросить туфли. Том разул ее и поставил туфли под кровать. И продолжал стоять, глядя на Хэтти.
Хэтти лежала на собственных волосах, раскинувшихся по кровати, отчаяние у нее на лице сменилось спокойствием и тихой усталостью. Том смотрел на Хэтти — робко, вопросительно, извиняясь. Она улыбнулась ему и протянула руку. Он взял предложенную руку и сел на край кровати. Он увидел, что платье девушки было мокро от пота и прилипло к телу. Он поцеловал пальцы девушки. Они были соленые.
— Хэтти, можно, я лягу рядом?
— Да. Но больше ничего.
Он лег на бок, вытянувшись, словно мерился с ней ростом, не пытаясь привлечь ее к себе, но касаясь ее плеча одной рукой. Он почувствовал, что она едва заметно сжалась, отстраняясь.
— Хэтти.
— Да, Том?
— Ты выйдешь за меня замуж?
Она молчала.
— Хэтти…
Еще секунда — и Том понял, что она крепко уснула. Он лежал неподвижно, охраняя ее сон. Чистейшее, незамутненное счастье наполняло его тело, проникало в его кровь, становилось им самим.
Позже, когда Хэтти еще спала, он спустился на первый этаж. В коридоре у парадной двери, которую они оставили открытой, лежал аккуратный сверток. В свертке Том обнаружил свои ботинки, носки, плащ, пиджак и подаренный Эммой нож.
Джордж Маккефри толкнул вращающиеся двери Эннистонских палат. Портье в стеклянной будке был поглощен чтением «Эннистон газетт» и не заметил Джорджа. А если бы заметил, был бы поражен блаженством, написанным у того на лице. Как описать это выражение? Лицо не расплывалось в улыбке, но от глубокого удовлетворения, а может быть, от внутреннего спокойствия выглядело гладким, довольным. Такое лицо могло быть у человека, который унаследовал миллион или после длительных упражнений в аскетизме достиг просветления. Это самое выражение так встревожило Тома во время «военно-полевого суда» и в тот вечер, когда он был в квартире Дианы, а Джордж так спокойно, почти рассеянно спустил его с лестницы.