Внезапно Джордж возник из комнаты, постоял мгновение, потом побежал к ней. Ужаснувшись этим бегом, Диана от беспомощности и страха издала слабый птичий крик. Джордж приближался, как огромный, ужасный, смертельно опасный зверь, не лев даже, а гигантская горилла, огромная обезьяна с длиннейшими руками. Приближаясь, он поднял руку, словно хотел одним ударом отбросить Диану с дороги. Диана упала на колени и закрыла глаза.
— Детка, детка, встань, не пугайся.
Он вмиг поднял ее и прижал, рыдающую, к себе.
— Хватит, не шуми, давай посмотрим, эта дверь все еще открыта, да, вот и хорошо, а теперь иди, иди домой…
— Сейчас… прости меня… сейчас иду.
— Слушай, ты иди первая… я выйду потом… увидимся через полчаса… да иди же, кончай реветь, глупая!
Диана, рыдая — теперь уже от радости, — направилась домой.
Снова одетая, Диана лежала на диване в элегантной (хоть и не совсем удобной) позе, которая нравилась Джорджу. Диана оделась в черное шелковое платье и сверкающее металлическое ожерелье с клыками, которое Джордж прозвал «рабским ошейником». Джордж в светло-серых брюках в клеточку и бледно-голубой, в очень тонкую темно-синюю полоску, рубашке, до сих пор расстегнутой и не заправленной, расхаживал по комнате, пинками расчищая путь от валяющихся на полу вещей. В небольшом помещении он ходил быстро, как человек ходил бы в просторном помещении или дикий сильный зверь в маленькой клетке, шагая слишком энергично, поворачиваясь резко, рывками, после каждых нескольких шагов. Диана глядела на него с беспокойством. Краткая радость все еще тлела, но страх и паника уже возвращались. Хождение Джорджа утомляло Диану и внушало ей мрачные предчувствия.
Джордж добрался до пианино и взял маленькую черную металлическую обезьянку, совсем крохотную, которая сопровождала Диану в ее скитаниях с незапамятных времен. Словно волшебные талисманы, они следовали за Дианой из кадра в кадр ее жизни, подтверждая, что прошлое существует, что оно ей не приснилось. Они служили странным доказательством того, что наивность, простодушие Дианы существуют и принадлежат только ей. Джордж тоже, и примерно так же, подсознательно реагировал на эти безделушки, старые и новые, осязаемое продолжение души Дианы. Он их уважал. Однако сейчас он нахмурился при виде обезьянки, напомнившей ему одну из нэцке Стеллы.
Он поставил обезьянку на место, открыл пианино и извлек две ноты. (Он, как и Диана, совсем не умел играть.) «Зов судьбы». Он посмотрел на Диану и улыбнулся ей, показывая квадратные зубки. В широко расставленных глазах тлело безумие. Диане никогда не приходило в голову, что широко расставленные глаза придают человеку безумный вид. Его глаза сверкали и горели надвигающимся смехом, но смех все не шел. По-видимому, Джордж был в чрезвычайно хорошем настроении.
— Привет, детка.
— Привет, дорогой. Давно не виделись.
— Гей-го, припев беспечный… Все о'кей?
— Все о'кей.
— Слава богу, что ты здесь.
— Я-то всегда здесь. Жаль, что ты — не всегда.
— О, я… Плуг прошелся по мне, но я все еще жив. Хотя это не важно.
— Что не важно?
— Все. И ничего. Все равно все будет хорошо.
— Что именно?
— Все.
— Хотела бы я тоже так думать. Сядь, подержи меня за руку.
— Я вижу свой путь, я вижу свет на той стороне, это восходит солнце Вечности.
— А я тоже там, в этом свете?
— Ты? Почему ты такая эгоцентричная?
— А ты нет?
— Да. Но твоя работа — не быть эгоцентричной. В чем твои обязанности, как не в вечном прощении? Ты — бог моей жизни.
— Бессильный бог.
— Бог и должен быть бессильным. Христос был бессилен. Он не спас сам себя.
— Ты не веришь в религию, ты просто издеваешься.
— Я верю во что-то, но забыл, как это называется. Чистое познание. Что случается, если отделить субъект от объекта? Субъект перестает существовать. Именно тогда и потому все дозволено.
— О, какая чепуха… Пожалуйста, сядь рядом, подержи меня за руку.
— Не могу. Я слишком завелся, тигр, о тигр, светло горящий… [107]
— Джордж, мне очень хочется когда-нибудь выйти с тобой на свет, на улицу, не таясь, не так, как будто это что-то позорное. Я готова ждать, я буду ждать и ждать и буду счастлива, если только смогу надеяться, что в один прекрасный день мы действительно будем вместе…
— А так ты не готова ждать?
— Без надежды? О… скажи, прошу тебя…
— Что сказать?
— Ну… Джордж… ты же знаешь…
— Часы бьют пять! Мышка — бежать! Скоро пять.
— Джордж, я знаю, что мне нельзя… но теперь, когда мы снова вместе… позволь мне сказать, высказать, что у меня на сердце…
— Говори-говори, у нас свобода слова.
— Джордж, ты ведь не вернешься обратно к Стелле?
— А что, я от нее уходил? Это она ушла.
— Джордж, где она?
— Почем я знаю?
— Ты ведь ничего с ней не сделал? То есть ничего плохого?
— С какой стати?..
— Ой… я не знаю… может… может, из-за меня… или…
— Чтобы я сделал что-нибудь плохое Стелле? Из-за тебя?
Джордж прервался, округлив карие глаза на круглом лице и изобразив ртом букву О.
— Прости, я ничего такого не имела в виду, я просто гадала насчет Стеллы, все гадают…
— В жопу всех.
— Пожалуйста, перестань бегать, что ты как маньяк. Я имею в виду, ты ведь, может быть, хочешь что-то изменить, кто угодно может захотеть что-нибудь изменить, вдруг ты захочешь быть с другой женщиной.
— Я видел ту девушку, Хэрриет Мейнелл, Хэтти, как ее называют.
— Внучку профессора Розанова?
— Видел ее в нижней юбке, с распущенными волосами.
— Где, как?..
— В бинокль, в Белмонте. Ты же знаешь, она в Слиппер-хаусе. У нее такой вид…
— Какой?
— Бледный. Непорочный.
— Ну да, не как у меня. Ты в нее не влюбляешься часом?
Джордж замер рядом с Дианой.
— Нет. Но хотел бы…
— Оставь ее в покое…
— У меня свой долг.
— Ты имеешь в виду, по отношению к Стелле?
— В мире есть долг. Такой, что тебе и не снилось.
— У тебя есть я. Я тебе подхожу. Я тебя люблю. Больше никто тебя не любит.