Но Иоанн не клюнул. Видел он уже всё такое не раз.
— Нету веры в меня — нету и победы на войне, — просто сказал он. — И крамола не в заговоре, а в том, что в государя не верят. Еретик не тот, кто иконы рубит, а кто бесу поклоняется.
Иоанн снова отрезал дольку и макнул её в мёд.
Он наслаждался унижением воевод. И он хотел доломать Федьку.
Если Федька по тупости не может его понять — тогда пусть слепо идёт следом, как Малюта. Малюта ведь не спрашивает, виноват кто или нет. Велено терзать — и терзает. И Федька так же должен. Царь его с Соловков вызвал не думать, а благословлять.
— А про тебя я, Филипушка, дознался, кто ты таков и чего с тобой делать. — Иоанн гнул Филиппа на излом. — Писания Матфея помнишь? «Поражу пастыря, и рассеются овцы стада».
Филипп не помнил Писания слово в слово, как Иоанн. Ему не по плечу было тягаться с государем в учёности. Но Филипп уловил, что царь намекает на Иуду… или на сатану?
— Государь, с кем ты меня сравнил? — вспылил Филипп.
Разрезая яблоко, Иоанн легко нанёс следующий удар:
— Опять от Матфея: «Исус говорит ему — ты сказал»!
Иоанн сделал ударение на слове «ты». Получалось, что Филипп сам же и назвал себя Иудой.
— Прости, государь… — вдруг хрипло заговорил воевода Головин. — И ты, владыка, прости… За всех говорю, бояре?
Воеводы молча кивнули. Им ясно было, что царь готов загубить и того, кто пытался их спасти. Собою рисковать им было не впервой. А подставлять другого — совесть не позволяла.
Иоанн увидел, что сейчас воеводы заступятся за митрополита и не дадут ему согнуть Федьку так, чтобы потом не распрямился.
— Ладно, воеводы, — сказал Иоанн, будто простил все грехи. — Тогда приглашаю вас на пир в свой Опричный дворец. — Иоанн взял из корзины ещё одно яблоко и потёр о рукав, словно готовился к пиру. — Вот уж кто не явится — тот верно будет изменник!
Иоанн подбросил яблоко и ловко поймал его, как скоморох.
— Не обидишься, Филипушка, что гостей твоих, как Жигимонт, переманиваю? — ядовито спросил он и катнул яблоко через стол к Филиппу.
Яблоко со стуком пробежало по доскам и упало с края стола, но Филипп поймал его в падении и осторожно положил обратно на стол.
На площадке перед Львиными воротами Опричного дворца двумя рядами лицом друг к другу выстроились конные опричники, словно почётная стража. Опричники были одеты в рясы и монашеские клобуки. За лукой седла у каждого торчал черенок метлы.
Посередине левого ряда среди опричников-монахов в мужской одежде по-мужски сидела в седле царица Мария Темрюковна.
Шестеро воевод без суеты спешились и угрюмо оглядели опричников. Пройти во дворец воеводы могли только между двумя их рядами. Царь опять что-то придумал. Ничего хорошего от выдумки царя воеводы не ждали, но не идти тоже не могли.
Первым решительно пошагал грузный Бутурлин, а за ним гибкий Шуйский, потом — Салтыков, Колычев, Нащокин и Головин.
— Храбрецы идут, Жигимонта ведут! — звонко закричала Мария Темрюковна, глядя на воевод.
Воеводы смотрели в землю.
— Изменники! — кричала Мария Темрюковна, ожидая приближения воевод. — Вы не мужчины, а зайцы! Государя своего позорите! Воин побеждает или умирает, а вы псы — хвосты поджали и спрятались!
Бутурлин поравнялся с царицей. Мария Темрюковна вытащила из-за луки седла длинную метлу и ударила Бутурлина по голове.
— В гости пришли! — глумливо крикнула царица. — Срамцы!
Опричники тоже вытаскивали мётлы.
Воеводы склонили головы, но крепились — не ускоряли шаг. Опричники хлестали их по затылкам, по плечам.
— Салтыков Петька, причешу метлой!
— И Шуйскому Ваське по роже!
— Бутурлину особо — не поймали тебя ляхи!
— И Колычеву!
— И Нащокину по щекам!
— И Головину по голове!
Метла разодрала Салтыкову скулу. Не стерпев, Салтыков схватил метлу и выдернул из рук опричника. Подняв голову, он увидел над собой Марию Темрюковну.
— Кого лаешь, государыня? — гневно прохрипел Салтыков.
Царица в бешенстве завизжала и вздыбила коня.
— Ты хоть в штанах, да ещё не государь! — в отваге отчаянья выкрикнул Салтыков.
Мария Темрюковна схватила метлу у Плещеева, своего соседа.
— Как говоришь, холоп? Как смотришь? — с силой тыча метлой в лицо Салтыкову, завопила царица. — Как смотришь на государыню?!
Лицо у Салтыкова вмиг покрылось кровью. Салтыков согнулся, закрывая ладонями глаза. Колычев бросился к Салтыкову и обнял его за плечи, прикрывая собою.
Другие воеводы не выдержали. Под градом ударов, оставляя позади Салтыкова и Колычева, они побежали к воротам дворца.
Глаза Салтыкова залила кровь — а может, они вытекли. Салтыков стонал. Иван Колычев торопливо вёл друга сквозь полутёмный проезд на дворцовый двор. Зачем? Колычев уже не успел подумать об этом.
Он вынырнул на свет и понял, что жизнь его закончилась.
Главное крыльцо Опричного дворца застилал алый ковёр, сбегающий вниз по ступенькам. На ковре стоял трон, а на троне сидел государь — гневный и торжествующий. Он желал судить, а не миловать, и рядом с ним ожидал приказов Малюта.
На дворе ворочалась огромная орущая куча людей — почти чёрная от монашеских ряс опричников. Опричники валили и вязали воевод.
— Пропали мы, Петя, — сказал Колычев Салтыкову. — Обманул царь!
Колычев бережно посадил друга на землю и отбежал в сторону, вытаскивая из ножен саблю. Ему нужен был простор, чтобы сойтись с врагами для рубки. Живым отдаваться он не хотел.
Из проезда на двор скакали конные опричники, что встречали воевод у входа. Они огибали Колычева, и только Алексей Басманов придержал коня и спрыгнул на землю, тоже вытаскивая саблю.
Кряжистый, крепкий Басманов умел рубиться не хуже боевых воевод. Колычев кинулся на него, но Басманов только уклонялся, отбивая сабельные удары, а сам не нападал.
Ивану Колычеву не хватило мгновения понять, что Басманов просто отвлекает его внимание. Колычев оглянулся, но слишком поздно. Сзади на него набросили сеть. Опричники были уже со всех сторон. Рывок сети бросил Колычева на землю. На воеводу, хватая за руки, упало сразу несколько врагов.
Алексей Басманов тоже навалился на Колычева коленями, сквозь ячею сети ножом разрезал руку воеводы и вытащил саблю Колычева с окровавленным крыжем. В ячеях сети Басманов видел искажённое, полное муки лицо воеводы.
— Лёгкой смерти захотел, рожа сучья? — хмыкнул Басманов.