— Ты с ума сошел! — воскликнул Гарри.
— Понимаешь, — сказал Стюарт, — нужно все делать правильно с самого начала…
— Ты про компьютеры? Я думал, ты их ненавидишь.
— Нет, я о мышлении и нравственности.
— Ты говоришь как иезуит. Хочешь запудрить им мозги, пока они маленькие.
— Ну хорошо, компьютеры. Но это дело чисто техническое. Можно преподавать язык и литературу. Рассказывать о том, как использовать слова, чтобы думать. Можно говорить о нравственных ценностях, можно учить медитации, тому, что раньше называлось молитвой, дать им представление о добре и научить их любить добро…
— Значит, Стюарт, ты выбрал власть. Я полагал, что хорошие люди не стремятся к власти. Ты одержим властью. Настоящий маньяк, как я и говорил!
— Вопрос в том, как это делать, — сказал Стюарт. — В этом-то и проблема… Мне нужно научиться. К тому же я хочу работать волонтером с людьми Урсулы.
— Звучит отлично, — заметил Эдвард, — но тебе этого никто не позволит.
— А я думаю, позволят, — не согласился Стюарт. — Конечно, сначала нужно набраться опыта, разработать систему, заинтересовать других людей. Я бы хотел иметь собственную школу.
— Приехали, — сказал Гарри, — Стюарт — босс! В мире образования ты недолго продержишься. Ты и начать-то не сможешь! Директора школы никогда из тебя не получится, все будут смеяться. Да ты просто мазохист…
— Что ж, пусть смеются. Может, я тоже посмеюсь. Это будет эксперимент, поиск. Мне кажется, основа образования…
— Ты всю жизнь проведешь в поиске, — продолжал Гарри. — Боюсь, ты из этих, «искателей». Я их не выношу, от них одни проблемы. Ты никогда не найдешь своего места, вечно будешь новичком… Эдвард, ты со мной согласен?
— Нет, — ответил Эдвард. — Я думаю, Стюарт больше похож на монумент — он просто есть, и это хорошо. Он двигатель, который не сдвинуть. Но если серьезно, то, по-моему, он может стать великим реформатором системы образования. А нам реформа очень нужна.
— Никто не может избежать заблуждений, — сказал Гарри, — никто не может избежать порчи. Чистая подвижническая жизнь — иллюзия, даже мысль об этом — вредная ложь. Только посмотри, сколько зла приносят священники. Они такие же нечистые, как мы, но договорились скрывать это. Идея добра — романтический опиум, в итоге она убивает. Стюарт опасен, он любит все упрощать, у него нет воображения, нет чувства драмы…
— Постой, — прервал его Эдвард, — это разные вещи…
— Ты сказал, что он — монумент, он статичен, как эти греческие философы, которые думали, что ничто не двигается, все едино…
— Может, у него нет бессознательного разума, — предположил Эдвард.
— Он имеется у всех, поэтому религия — это иллюзия.
— Но одного у него нет.
— Только не говори, что у него нет сексуальных желаний, — он мой сын, он это преодолеет!
Стюарт расхохотался. Они все расхохотались. Эдвард глядел на двух стоявших рядом высоких мужчин и видел, как они похожи. Стюарт повзрослел. Как ему это удалось, если он ведет жизнь затворника?
— Если ты когда-нибудь воплотишь в жизнь свою теорию образования и откроешь собственную школу, я вложу в нее деньги! — заявил Гарри. — Значит, ты сядешь за парту и будешь учиться? И чему ты будешь учиться? Что ты читал в последнее время?
— «Мэнсфилд-парк» Джейн Остин.
Гарри и Эдвард рассмеялись.
— Понимаете, мне нужно написать работу по английской литературе…
— Ты впадаешь в детство. Ты просто ребенок ростом в шесть футов!
— Не могу оторваться, удивительно хорошая книга…
— Конечно хорошая, дурачок! А ты что читаешь, Эдвард?
— Я… Пруста.
Эдвард по возвращении пытался найти отрывок, так поразивший его в Сигарде, — об Альбертине, которая едет в дождь на велосипеде. Но ему это не удалось, и тогда он стал читать с самого начала. «Longtemps, je me suis couche de bonne heure» [72] . Сколько боли было на этих первых страницах! Сколько боли на каждой странице! Как же так получается, что вся книга в целом лучится чистой радостью? Эдвард был исполнен решимости понять это.
— На следующей неделе в это же время ты будешь любоваться на Везувий из окна своей спальни, — сказал Стюарт.
— Мы приедем к тебе погостить, — добавил Эдвард.
— Ну уж нет!
— Там вокруг много богов, — сказал Эдвард. — Там вход в Аид. Или он на Этне?
— Такие входы есть повсюду. Мир битком набит знаками: «В ад».
— Да, мир определенно полон знаков, — произнес Стюарт.
Он подумал про мышь. И про девочек, заплетающих косы по утрам.
— О да, в мире много хороших вещей, — кивнул Эдвард.
— Правда? Что ж, тогда выпьем за них. Эдвард, Стюарт…
— Но что это за вещи? — спросил Стюарт. — Может быть, мы говорим о разном.
— Бог с ним. Давайте выпьем за них. Ну!
Они подняли бокалы.