– Вот именно, – поддакнула Клер.
– Не расстраивайся из-за того, что с тобой случилось, вот из-за чего. Нечего стыдиться, может, все к лучшему, и ты сумеешь…
– Я и не расстраиваюсь, – ответила Шарлотта. Она взирала на эту сцену отстраненно, головокружение все еще не прошло. Как они торжественны, но все же не могут скрыть сумасшедшего удовольствия; лица постные, а в душе радуются, хохочут, ликуют. Еще бы – такой спектакль!
– И как тебе пришло в голову такое сделать! – воскликнула Клер.
– Мы так испугались, – поддержал жену Джордж. – Да, да, сама знаешь. Хорошая моя! – Он порывисто сжал ее руку и тут же отпустил. У него на лице было особо чувствительное выражение, намекающее на особое отношение к Шарлотте.
– Это не связано с вами, – возразила Шарлотта, – ни с кем из вас. Это было мое личное дело, только мое…
– Но ты ведь нам не чужая! – воскликнула Клер.
– Тебе, конечно, предложат консультацию психиатра, – сказал Мэтью, – и если…
– Психиатра? Еще не родился тот психиатр, чья консультация была бы мне нужна!
– Естественно, Шарлотта, дорогая, – согласился Мэтью. – Я предвидел такую реакцию. Но если в будущем захочешь с кем-нибудь посоветоваться, я с большим удовольствием…
– Ну как ты так могла поступить, Лотти? – вздохнула Клер. – Мы не знали, что и подумать.
– Посоветоваться? С тобой? – Шарлотта посмотрела на Мэтью. – Но мы ведь едва знакомы. За столько лет впервые тебя вижу.
– И все же…
– Я считаю твое предложение неуместным.
– Прости, что…
– Лотти, тебе вредно волноваться…
– Я нисколько не волнуюсь. Эстер, милая, спасибо, что пришла. Гарс, и тебе спасибо за все.
– Ну, за что же меня благодарить…
– Шарлотта, милая, родная, – расчувствовалась Эстер.
– Мы все знаем, что можно таким образом обратить на себя внимание, – сказала Клер, – и несмотря на это…
– А где Остин? – спросила вдруг Шарлотта.
– Остин?
– Ему следовало бы навестить мисс Рикардо.
– Кого? Ах да, мисс Рикардо, разумеется. А… Остин… не знаю, думаю, придет… Мэтью, сказать о До…
– Не надо.
– Я устала, – сообщила Шарлотта. – Вам лучше уйти. Благодарю за цветы. Прошу, идите.
– Мисс Ледгард необходим отдых, – вмешалась сестра Махоуни.
– Завтра придем снова, – пообещала Клер.
– Не хочется здесь лежать.
* * *
– Мне понравилось, как вы сказали о психиатрах, – сказала Митци после того, как посетители ушли. Все время визита она скромно просидела на постели и с притворной серьезностью кивала головой в такт благим пожеланиям Клер. Но как только гости ушли, тут же оживленно встала со своего места. – Роза, раз вы здесь… Роза, я переживаю о бедной мисс Бакстер, она все еще спит и выглядит как-то странно, видите?
– Хорошо, я скажу доктору, он зайдет.
– Жалко, что с ними не было Остина, – сказала Шарлотта. – Надеюсь, он все же придет.
– Об Остине не стоит волноваться. Какие красивые цветы вам принесли. Сестра, у вас не найдется еще одной вазочки? В эту уже не помещается.
– Возьмите цветы себе, если хотите, – предложила Шарлотта.
– Ну что вы.
– Почему вы захотели умереть, мисс Рикардо?
– Называйте меня Митци.
– Хорошо.
– Вы в самом деле хотите знать?
– Да.
– Так вот, – начала Митци, присаживаясь к Шарлотте на кровать. – Я родилась на Ист-Индия-Док-роуд, знаете, где это, и отец мой торговал одеждой, дед был докером, а второй дед стивидором – если вы понимаете, что это значит…
* * *
В последнее время у Остина вошло в привычку утром отправляться на поиски Дорины. В Вальморане он обосновался основательно. Миссис Карберри готовила ему завтрак, после чего около десяти Остин выходил из дому, не опаздывая, как на работу. Иногда, выходя немного раньше, ехал в поезде метро вместе с толпами людей, спешащих в этот утренний час в свои конторы. У него не было никакого четко разработанного плана поисков. Где Дорина любила бывать, куда когда-то заходили вместе, туда теперь направлялся и он. Проходил по картинным галереям, по паркам. Бродил вблизи Фестиваль-Холла, по набережной, переходил по мостам. Заглядывал в рестораны и кафе. Там перекусывал чем придется, просматривая газету, а потом шел в кино. Роясь в шкафу в комнате Дорины в Вальморане, нашел небольшую акварель в стиле Нориджской школы, взял ее с собой и продал, получив, к своему удивлению, целых пятьдесят фунтов. Почувствовал себя богачом, но тратил осмотрительно, на ленч заказывая бутерброды и пиво, изредка еще салат и одну-две рюмочки вина; в кино покупал билет на самые дешевые места. Он с аппетитом съедал и завтрак, и ужин, который миссис Карберри оставляла ему на кухне. С Мэвис виделся лишь изредка, но отношения у них были мирные. Встречаясь на лестнице, они обменивались сочувственными улыбками. С Митци он больше не встречался и думал о ней очень мало, хотя до него и дошли слухи о каком-то отравлении снотворным. Он ощущал себя странно отдаленным от всего и при этом отнюдь не чувствовал себя плохо. Нынешний образ жизни его вполне устраивал. У него было немного денег, была цель и чувство свободы. Что Дорина жива, с ней все в порядке и она вскоре отыщется – в этом он не сомневался. Там, где она сейчас – неизвестно, правда, где, – ей ничего не угрожает. Ему казалось, что сейчас она даже в большей безопасности, чем за стенами Вальморана. Правда, иногда его охватывал панический страх, но больше за себя, чем за Дорину. За нее он на удивление мало волновался. Мэвис сторонился, чтобы не заразиться от нее страхом, и еще по одной причине – ему не хотелось знать, что еще кто-то, кроме него, печется о Дорине. Он любил свою жену, и эта любовь как раз и находила свое выражение в нескончаемых странствиях по Лондону. Поиски доставляли ему удовольствие, потому что обеспечивали ежедневное занятие, прямо связанное с Дориной; к тому же это занятие избавляло его от выполнения других и вместе с тем дарило чувство выполненного долга. Надо сказать, иногда он совершенно забывал, зачем бродит по городу.
* * *
Гарс искал более методично. Посоветовавшись с Мэтью и Мэвис, он разослал письма тем людям, которые могли о Дорине слышать, к которым она могла прийти. В большинстве своем это были совершенно случайные люди – мимолетные знакомые, давние и почти забытые друзья семьи, подруги школьных лет; их адреса Мэвис нашла в Доринином календарике. Гарс последовательно проверял район за районом, особенно интересуясь маленькими отелями. Расспрашивал таксистов, билетеров на вокзалах, продавцов в больших магазинах на Оксфорд-стрит. Остину не сказали, что полиция уже поставлена в известность. В полиции искренне сочувствовали, но отказывались бросить свои силы на поиски какой-то странной женщины, которая отсиживается небось где-то у друзей. Взяли описание Дорины и обещали сообщить близким, если тело выловят в реке. Не имея ни минуты свободной, Гарс все же чувствовал себя глубоко неудовлетворенным. С утра он работал в Нотинг-Хилл, вторую половину дня посвящая розыску. В Нотинг-Хилл никто особо не интересовался ни им, ни тем более его взглядами или идеалами, потому Гарс постепенно пришел к убеждению, что благо человечества ничего не потеряет, если он бросит свою теперешнюю работу. Хотя он и не собирался вновь заняться философией, чувствовал, что разуму не хватает пищи. Очень переживал за Дорину, представляя, как она бродит где-то, полубезумная, а может быть, уже и нет ее на свете. Горько сожалел, что не сделал для Дорины ничего конкретного, расстраивался, что не занял в ее мыслях, в ее сердце особого места, а это при определенной ловкости мог бы сделать легко и никому при этом не навредить. И тогда сумел бы ее удержать, уберечь. Самой тоненькой ниточки хватило бы для связи. Он позволил ей отдалиться от себя не столько из-за угрызений совести, сколько из страха. Будь у него больше храбрости, можно было бы предотвратить любую грозящую ей беду. Непрошеная любовь к Дорине, безрассудная и властная, причиняла ему физическую боль. С отцом он вообще не виделся. С Мэтью и Мэвис встречался только по делу. Его уговаривали поселиться в Вальморане, но он отказался. Снимал комнату в доме, где жили в основном негры-эмигранты, обслуживающие лондонские автобусы. Он видел, что Мэтью хочет разговора и даже ищет у него в каком-то смысле поддержки, но находил какое-то мрачное удовлетворение в том, чтобы относиться к Мэтью с некоторым безразличием. И понимал, что нынешняя ситуация не продлится вечно. Понимал и то, что пока Дорина не отыщется, будет длиться его миссия, а он сам будет вести жизнь проклятого бродяги.