Кивнув, Бринна улыбнулась. Ей очень хотелось посмотреть на Брэнда, узнать, есть ли еще боль в его синих, как море, глазах.
Но тот резко поднялся, отодвинув стул:
– Мы закончили, сир? Меня ждут дела.
Эдуард взмахом руки отпустил его. Не успев разглядеть глаза жениха, Бринна посмотрела на герцога Вильгельма, который с широкой улыбкой направлялся к ней.
– Леди Бринна, вы и правда достойная невеста для Брэнда. – Он поцеловал ей руку, снова одарил белозубой улыбкой и покинул комнату.
Она сделала все, чтобы защитить своего жениха, и Вильгельм был доволен. Но она вела с Брэндом опасную игру, и Брэнд понимал это. Данте поднялся, однако не ушел с братом, а пересел на его место рядом с Бринной.
– Мой брат может быть властным и неприятным. – Она согласно кивнула, прибавив:
– А еще мрачным и равнодушным.
Ее громкий вздох заставил Данте рассмеяться.
– Qui. Про него можно сказать и многое другое, – уже серьезно произнес он. – Боюсь, мой брат забыл или, возможно, не решается быть таким, каким был раньше.
– Что с ним случилось, Данте? – спросила она, кладя ладонь на его руку.
– Он любил ее, мадам. Но она предала его любовь, – ответил Данте и начал рассказывать.
– Лорд Брэнд! Разрешите поблагодарить вас за спасение моей дочери от этого ублюдка и защиту ее чести. Она сохранила невинность.
Брэнд хмуро взглянул на лорда Ричарда. Значит, его невеста девственница. А почему он должен удивляться? Ведь не каждая женщина в Англии так легко соглашается на близость с мужчиной, как Колетт.
– Он умер слишком быстро. – Ричард согласно кивнул.
– Должен признаться, меня беспокоило, что вы будете не слишком хорошо относиться к моей дочери.
– Я никогда бы не причинил ей вреда, – ответил Брэнд, явно рассерженный оскорблением.
– Но вы не хотели заботиться о ней.
– Я помню, что сказал вам, сэр, не утруждайте себя напоминанием. Бринна станет моей женой, а свое я буду защищать, как любой воин. Даю вам слово. Вам не о чем беспокоиться.
– Да, она так и сказала. – Ричард вспомнил ледяной блеск в глазах этого человека. – И кажется, вас это рассердило. Почему?
Брэнд криво усмехнулся:
– Мне безразлично, что она думает обо мне. И что бы вам ни показалось, вы ошибаетесь.
– Правда? – с сомнением произнес Ричард.
– Правда, – прорычал Брэнд.
– Хорошо. Значится ошибся. Но я не ошибаюсь, когда говорю, что моей дочери любовь нужна так же, как и ваша защита.
– Тогда, возможно, ее место не в Эверлохе.
Бодрящий морозный воздух пощипывал лицо, Бринна шла по двору. Она запахнула плащ, чтобы защититься от холодного ветра, который выдувал тонкие пучки сена из аккуратно сложенных тюков у восточной стены.
– Она предала любовь, – сказал ей Данте. Однако имя Колетт де Марсон, возлюбленной брата, он вымолвил почти с благоговением. – Ее волосы падали на спину как золотой водопад. Голос был слаще любого нектара богов. Ее любили все. Но любовь Александра была другой, он хотел ее. Мы это знали. Мы должны были сказать Брэнду, тогда, возможно, ничего бы и не случилось. Но Алекс был надежным воином и преданным другом. Мы не думали…
Прищурившись, Бринна поглядела на дальний лес, раскрашенный цветами поздней осени. Резкий ветер трепал ее плащ, выхватывал бронзовые прядки из косы, хлестал ими по лицу.
Брэнд принес холод, снова подумала она. Холод, заменивший страсть, которую даровала ему когда-то жизнь. Холод, защищающий его сердце от боли и предательства людей, которых он любил, которым доверял.
– Он зовет ее по ночам, – говорил Данте. – Я слышу это из своей комнаты. Но днем он ни разу не произнес ее имени. Никогда, – с сожалением прошептал Данте, видимо, забыв, что Бринна сидит рядом. – Может, ему не следовало отсылать ее.
– Зачем вы говорите это мне? – спросила Бринна, не желая больше ничего слышать.
Данте пожал широкими плечами, как будто не мог в одиночестве нести груз печали брата.
– Я хотел, чтобы вы поняли его и, возможно, помогли ему забыть ее.
Поежившись, Бринна плотнее запахнула плащ. Значит, слухи верны. Брэнд застал Колетт с любовником. Она вспомнила, какими видела их тогда в озере, но тут же выбросила это из головы, оставив в памяти лишь его улыбку.
«Она принадлежала Колетт де Марсон. Сколько раз эта женщина получала ее как дар его сердца?» – думала Бринна, шагая к конюшне.
– Доброе утро, Питер, – сказала она конюху, открывая тяжелую дверь.
– И вам доброго утра, миледи, – приветливо улыбнулся конюх. Он бросил метлу и помог ей закрыть дверь. – Зима на носу. Хорошо, что жеребенок вот-вот родится, а то в зиму он мог бы замерзнуть.
Когда глаза Бринны привыкли к полумраку, она увидела в стойле гнедую кобылу с раздувшимся животом.
– Как она?
– Сегодня вряд ли соберется. Видите, пока стоит, не ложится. – Питер взял метлу и принялся за работу.
Бринна ласково погладила бархатную морду лошади и прошептала на ухо своей любимице:
– Завидую тебе. Как замечательно дать жизнь другому существу.
Двери скрипнули на петлях, в конюшню ворвался яркий утренний свет, и вошел Брэнд.
– Милорд. – Улыбка Питера сразу исчезла.
– Оставь нас.
В голосе нового лорда была такая суровость, что Питер бросил метлу там, где стоял, и выбежал из конюшни, плотно закрыв дверь.
– Что вы тут делаете? – спросил Брэнд невесту.
От одного его присутствия у Бринны закружилась голова. Он был суров, как лютая зима, и прекрасен, как одинокий серый волк на поле, занесенном выпавшим снегом.
– Моя кобыла… должна ожеребиться. Я пришла взглянуть на нее…
Брэнд подходил все ближе, медленно переводя взгляд от ее губ кшее, пока она заикалась. Наконец он, слава Богу, отвернулся, чтобы погладить лошадь.
– Тихо… успокойся… все хорошо, – проговорил он, когда та фыркнула и отдернула голову от незнакомого прикосновения.
Он ласково хвалил ее красоту, стать, округлость живота. Был терпелив, пока лошадь фыркала и брыкалась, и та вскоре опустила голову и потянулась к его руке. Бринна следила за ним, тронутая нежным разговором с животным, кажется, он понимал страх кобылы. Но как он мог понять страх? Ведь он же не боится ничего.
– Вы успокоили ее страх, милорд.
– А ваш – нет, – ответил Брэнд, продолжая гладить морду лошади.
Бринна засмеялась. Правда, слегка натянуто.
– Я не боюсь вас, милорд. – Он лениво приподнял бровь.