— Ты должна видеть это! — кричал Саймон. — Минуту, я сейчас принесу зеркало.
— Не надо, возьми здесь, в сумке, — остановила его Хильда.
Морган внимательно посмотрела на свое отражение. Все улыбались. Кое-кто несколько натянуто.
— Саймон, ты просто художник.
— Теперь, моя дорогая, ты Майская королева. Неважно, что сейчас июль и…
— …по техническим причинам я вряд ли могу удостоиться этого титула. Ой, Саймон, твой венок колется.
— Забавно, — пробормотал себе под нос Аксель, — но ведь тот знаменитый терновый венец вполне мог быть и венком из роз.
— Давайте передадим его Питеру, — сказала Морган. — Это будет куда как уместнее. Я вовсе не строю догадок насчет твоей сексуальной жизни, Питер, но ты, безусловно, и младший, и наименее испорченный из нас. Иди сюда, — закончила она, поднимаясь.
Питер, слегка конфузясь, склонил свою крупную светловолосую голову и покорно позволил Морган нацепить бело-розовое украшение к себе на макушку. Венок оказался ему слишком мал и выглядел абсолютно нелепо. Сразу же бросилось в глаза, насколько Питер выше, плотнее, полнее и шире в плечах, чем отец. Смех был общим.
— Питер! Да это просто умора! — вскричала Хильда. — На твоей голове он, как птичье гнездо на картинах прерафаэлитов. Посади на него белую голубку, и эффект будет полным.
— А мне кажется, он прелестен! — воскликнул Саймон. — Питер, ты восхитителен, как молодой лесной бог. Или Флора в мужском обличье.
— Если так, следует увенчать им тебя, — сказал Питер. Он грубовато стащил с головы венок и передал его Саймону.
— Ты оцарапал лоб, Питер, — сказала Морган. Она коснулась его виска, и палец окрасился капелькой крови.
Саймон надел венок. Тот оказался будто специально для него созданным. Высокая корона из роз отлично гармонировала с тонкими чертами и придала раскрасневшемуся смеющемуся лицу что-то от андрогинной красоты эльфов.
— Хильда, я должен посмотреться в зеркало. Аксель, да ведь я просто великолепен. На кого я похож? На Пэка? на Ариэля? на Душистый Горошек? на Горчичное Зерно? — Спрашивая, он танцевал, легко кружась по вымощенной плитняком площадке.
— По-моему, даже они все-таки были мужчинами.
— Какой ты противный, Питер, — со смехом сказала Хильда.
— Я ухожу, — откликнулся тот. Саймон перестал танцевать.
— Ну что ты, еще рано, — сказала Морган, — останься ужинать. Ведь на всех хватит, правда, Хильда?
— Конечно.
— Если он хочет идти, пусть идет, — отрубил Аксель. — Кстати, нам тоже пора. Мы сегодня приглашены.
— Да нет же! — выкрикнул Саймон. — Мы совершенно свободны. Хотя да, я забыл, мы ужинаем в гостях.
— Хильда, нам с Саймоном нужно идти.
— Вам совершенно необязательно предлагать подвезти меня, — произнес Питер.
— А я и не собирался, — ответил Аксель, берясь за пиджак.
— Давайте выпьем еще по бокальчику, — сказал Саймон. — Питер, и ты тоже выпей что-нибудь, а не просто воду. Это тебе поможет.
— Поможет в чем? Вы пьете, чтобы спастись от реальности. А мне она, как ни странно, нравится. Я живу в ней, а не прячусь в стране притворства.
— Не критиканствуй, Питер, — сказал Руперт.
— Ты слишком уж жестко с нами, — добавил Саймон.
— Как бы там ни было, я хочу выпить еще, — сказала Морган. — Тебе налить, Хильда?
— Саймон, идем, поторапливайся, — распорядился Аксель.
— Давай не будем спешить. Ну пожалуйста. Ведь мы только что были так счастливы.
— Жаль, что для счастья вам необходимо напиваться, — заявил Питер. — Думаю, это следствие высшего образования.
— Немного высшего образования в сфере хороших манер, безусловно, пошло бы тебе на пользу, — заметил Аксель.
— То, что вы называете хорошими манерами, — всего лишь обман и притворство. Мне лично больше нравится придерживаться истины.
— Истина нам дается только в результате долгого и напряженного труда, — сказал Руперт. — Повзрослев, ты поймешь это. Просто так, одним махом, истину не добудешь.
— Питер, прошу тебя, не начинай с нами ссориться, — взмолилась Хильда. — Мы все так рады, что ты здесь.
— Вы все каждый день налегаете на спиртное, так? Пьете во время ланча, пьете весь вечер. Никогда не ложитесь спать трезвыми. Это уже зависимость. Без алкоголя вам просто не обойтись. Сколько раз в день ты наливаешь себе стаканчик, мамочка?
— Питер!
— Цивилизация, Питер, построена на умолчании того, что ты думаешь, и подавлении первичных импульсов, — сказал Аксель. — Со временем ты это уразумеешь. А сейчас успокойся и не кидайся на всех.
— Питер, не порти нам удовольствие, — сказал Саймон.
— Вы сами начали. И я считаю вас лицемерами.
— Ой, Питер, Питер, что за дурацкое и нелепое обвинение, — покачала головой Хильда.
— Нелепое? Все вы здесь притворяетесь, что ох как любите друг друга. А ведь это не так. Стоит кому-нибудь выйти, и его обливают грязью. Вы делаете вид, что восхищаетесь моим отцом, а говорите, что его книга дрянь. Естественно, не в лицо, как можно. Я хотя бы…
— Питер, прошу… — Хильда.
— Достаточно, хватит, — Руперт.
Питер — по-прежнему со стаканом воды в руках — отступил до дверей в гостиную. Хильда в испуге суетилась возле, непроизвольно размахивая руками и как бы пытаясь не то схватить его и обнять, не то вытолкать, не дожидаясь еще худшего. Стоя около белого столика, Аксель с выражением скуки на лице неторопливыми движениями заканчивал приготовления к уходу. Саймон, так и не снявший венок, огорченно переводил взгляд с Питера на Акселя и еще огорченнее косился на пустой бокал. Возле садовой стены Руперт нервно пытался вернуть на место потревоженные Саймоном стебли роз. Дождь бледных лепестков вдруг хлынул на темно-синие островерхие шпили дельфиниума. Руперт, казалось, игнорировал происходившее. Саймон быстро плеснул себе джина. Морган, крепко упершись в землю широко расставленными ногами, смотрела на все с явным удовольствием. «Так их, Питер, так их!» — возбужденно выкрикивала она.
— О боже, какая жара! — простонала Хильда.
— Ну, господа, мы с Саймоном откланиваемся, — сказал Аксель. — Думаю, что без нас эта драматическая сценка пройдет удачнее. — Отобрав у Саймона бокал, он двинулся к дверям в гостиную.
— Кстати, а вы-то почему лжете? — закричал Питер, мощной рукой указывая на Акселя.
— Что ты хочешь сказать? — спросил тот, останавливаясь.
— Вы держите в страшном секрете свои отношения с Саймоном, так ведь? Нам вы, конечно, их открыли, потому что мы так называемые друзья и, безусловно, сохраним все в тайне. Вы точно знаете, что ради вас мы пойдем и на ложь. Но вам до смерти страшно, что все узнают. Вы тогда со стыда сгорите.