— Попробуй, девочка моя, попробуй.
В тот день был черед мэтра Буржю заступать в караул на дежурство, поэтому хозяин «Храброго петуха» отправился за своей алебардой.
Анжелика спросила разрешения переночевать в комнате, которую занимала до переезда на улицу Франк-Буржуа. Время было поздним, и молодая женщина чувствовала, что ее силы на исходе. Ей уже случалось и после переезда оставаться на ночь в доме Буржю. Анжелика не волновалась за детей, ведь они находились в спокойном квартале, в окружении добропорядочных соседей. И собака Пату тоже была там.
— Ну конечно, оставайся. Этот дом принадлежит тебе… тебе все принадлежит…
— Мэтр Буржю, — огорчилась Анжелика, — вы так говорите, будто мое присутствие вам в тягость.
Ротисье рассмеялся и потрепал ее по щеке.
— Ты — солнце моего дома, а я — старый дедушка-брюзга… Бог мой! Ты должна бы уже это знать!
С улыбкой умиления Анжелика смотрела, как толстяк удаляется, семеня ножками. В одной руке алебарда, в другой — фонарь.
Затем она закрыла окна, накинула засов на дверь, поднялась в комнату и со вздохом облегчения растянулась на постели. Она еще не совсем погрузилась в сон, когда услышала, как скрипят ступени лестницы. Дверь приоткрылась, и бледный отблеск свечи позволил угадать силуэт Давида.
— Госпожа Анжелика?
Она приподнялась.
— В чем дело? Чего ты хочешь?
Свет свечи отбрасывал причудливые тени. Давид дрожал с головы до ног.
— Это ведь неправда? Вы ведь не собираетесь… не собираетесь выходить за него замуж?
Анжелика зевнула.
— Так вот что тебя мучает, мой бедный Давид! Ты так ничего и не понял, дурачок? Этот господин красив, богат, он считает себя неотразимым и думает за мной приударить, чтобы заморочить мне голову и сколотить себе кругленькое состояние, единолично торгуя шоколадом. Но он может ждать еще долго. Завтра мы оба отправимся к купеческому старшине, чтобы подтвердить законность твоего патента, и таким образом докажем, что преимущественное право на производство этого напитка принадлежит именно нам.
— Тогда… Тогда это все неправда? Все это было не по-настоящему? Молодой господин вам не нравится? Но вы смотрели на него с такой странной улыбкой!
— Мне было необходимо усыпить его подозрения. И вообще, какое ты имеешь право меня судить? Разве с тех пор, как я здесь, ты замечал, чтобы я заводила с кем-нибудь шашни? Ты думаешь, что при моей работе в харчевне да еще и с моими материнскими обязанностями у меня остается время на подобные глупости?
Юноша медленно подошел к кровати и поставил подсвечник на ночной столик. Он глубоко вздохнул.
— Как я счастлив! — восторженно воскликнул Давид. — От одной только мысли, что этот мужчина прикасается к вам, я с ума схожу.
Он закрыл глаза, задумался и произнес:
Пять прелестей одной красотки
Притягивают взгляд мой робкий.
Две ручки аппетитные весьма
И пара глаз свели меня с ума.
А коль галантным выглядеть хочу,
О пятой, самой главной, промолчу…
— Ох, Давид! — рассмеялась Анжелика. — Где ты раздобыл эти вирши?
— Грязный Поэт, он написал для меня стихотворение. Я… я спросил у него, как мне дать вам понять, что я вас люблю. Но вы смеетесь! — вскричал бедный мальчик. — Вы всегда насмехаетесь надо мной!
— Тише! Ты перебудишь всех соседей! Я смеюсь, потому что ты хоть и высокий, а все равно — дурачок. Ты прекрасно знаешь, как и все вокруг, что этот ужасный Грязный Поэт — плут и бесстыдник. Ну ладно, теперь иди и ложись спать.
Но Давид сделал еще шаг вперед и склонился к лежащей женщине. Его лицо с резкими тенями, освещенное неверным отблеском свечи, потеряло свое детское выражение. Анжелика невольно поправила лямку рубашки, которая соскользнула с плеча.
— Я вас люблю, — сказал юноша твердым и глубоким голосом. — На свете нет женщины прекраснее, чем вы. Ночью я грежу о том, как положу руку вам на грудь, как накрою ваши губы моими. Я мечтаю лечь рядом с вами в эту постель, прижать ваше тело к моему, сжимать его, пока вы не застонете от боли. А затем может произойти необыкновенная вещь, от которой я умру…
«Неплохо, — отметила про себя Анжелика. — У этих южан красноречие в крови, мало кто может с ними соперничать. Но неужели мне действительно придется отбиваться от этого шестнадцатилетнего мальчишки?»
Между тем черты лица Давида исказились, будто от судороги. И он, рыдая, рухнул на пол у края кровати.
— Ох, не сердитесь на меня, прошу вас! Не знаю, что на меня нашло… Я просто сошел с ума! Наверное, я заболел, да?
Анжелика улыбнулась и ласково, по-матерински, провела по густым волосам юноши.
— Нет, ты не болен. Это вполне естественно. Ты стал мужчиной. Ну, может быть, не совсем до конца. Ты уже был с женщиной, Давид?
Юноша опустил голову, чтобы скрыть заливший лицо румянец, который Анжелика в полутемной комнате, по правде говоря, и не заметила.
— Нет, — робко вымолвил он. — Я не люблю женщин. Они меня пугают.
— А я? Женщина, которая целый день так строга с тобой, которая может отвесить тебе оплеуху, отчитать тебя? Меня ты не боишься?
— Разве только чуть-чуть. Особенно когда смотрите на меня вот так, как сейчас. Но я полагаю, что вы не насмешница и вы не злая. С тех пор как вы меня поцеловали…
— Я тебя поцеловала?
— Да, когда вы узнали, что я родом из Тулузы. Я тогда решил, что на самом деле вы добрая. И я подумал, что вы смогли бы меня научить…
— Чему я могу научить тебя, Давид?
Опустив глаза, он прошептал:
— Ну… этой чудесной вещи…
— Любви? Я должна научить тебя любви, как учу кулинарии? Нет, малыш. Видишь ли, мужчина изучает такие вещи с девушкой своего возраста или… Я уже не так молода, но и не так стара. Я не подхожу для этой роли. Кроме того, полагаю, ты заблуждаешься насчет тех чувств, которые я тебе якобы внушаю. На самом деле ты скоро поймешь, что ночью, в постели, когда погашена свеча, все женщины похожи друг на друга. Чего тебе недостает, так это знаний, в чем именно они похожи. Ну-ка, подай мне шаль, она лежит вон там, на стуле, и позволь мне встать.
Анжелика подошла к столу и нацарапала несколько слов на листке бумаги, присовокупила к листу несколько монет и отдала Давиду.
— Так, с этим всем ты выходишь на улицу, пересекаешь мост Менял и оказываешься на улице Глатини. Ты стучишься в дверь третьего дома слева, над входом увидишь красный фонарь. Женщине, которая тебе откроет, объяснишь, что пришел от Анжелики. Она не умеет читать, но Красавчик скажет ей все, что нужно, а увидев деньги, она и сама поймет, о чем речь. Она должна ублажить тебя, как настоящего дворянина. Ну иди, мой мальчик, и не бойся. Да поспеши, у меня уже ноги замерзли, пока я стою на голом полу!