— От вас ничего не скроешь. Но если вы знаете, кто я, то почему для того, чтобы мы смогли побеседовать, потребовалось вмешательство случая?
— Я не был уверен, мадам, что мой визит доставит вам удовольствие. В последнюю нашу встречу мы расстались не совсем по-дружески.
Анжелика воскресила в памяти ночь охоты в предместье Сен-Жермен. Во рту у нее пересохло, ей казалось, что там не осталось ни капли влаги.
Бесцветным голосом она спросила:
— Что вы хотите этим сказать?
— В ту ночь, как и сейчас, шел снег, а в потерне Тампля было так же темно, как и в этой сводчатой галерее.
Анжелика с трудом скрыла вздох облегчения.
— Мы расстались совсем не так уж плохо. Мы были побеждены, а это не одно и то же, мэтр Дегре.
— Не надо называть меня «мэтром», мадам, потому что я продал свою адвокатскую должность после того, как меня выгнали из университета. Но следует заметить, продал очень выгодно и смог выкупить чин капитана полиции, ответственного за аресты. Так что теперь я занимаюсь доходным и не менее полезным делом: преследую злоумышленников и неблагонадежных горожан. Вот так, с высот красноречия я спустился в глубины молчания.
— Однако вы по-прежнему отлично изъясняетесь, мэтр Дегре.
— При случае. Когда обнаруживаю вкус к ораторскому искусству. Быть может, именно поэтому мне поручают судьбы тех, кто столь невоздержан в речах, как в письменных, так и в устных: поэты, газетчики — всевозможные бумагомаратели. Скажем, сегодня вечером я преследую опасную личность, некоего Клода Ле Пти, также прозванного Грязным Поэтом. И сейчас, несомненно, этот человек должен благословлять вас за своевременное вмешательство.
— Отчего же?
— Оттого, что вы остановили нас, когда мы с собакой шли по следу, а тем временем злоумышленник сбежал.
— Примите мои извинения за то, что задержала вас.
— О, лично я безмерно рад этому. Хотя небольшому салону, в котором вы меня принимаете, несколько недостает уюта и тепла.
— Простите. Заходите в другой раз, Дегре.
— Я приду, мадам.
Полицейский склонился к собаке, чтобы надеть на нее поводок. Снежные хлопья становились все крупнее. Полицейский приподнял воротник своего плаща, сделал шаг, но затем остановился.
— Я тут кое-что вспомнил, — сказал он. — Именно он, Грязный Поэт, написал крайне жестокий пасквиль во время процесса вашего мужа. Подождите, как же там…
А мадам де Пейрак, красавица,
Надеясь, что камера заперта глухо
И что муж в Бастилии останется…
— Ради Бога, замолчите! — воскликнула Анжелика, зажимая уши ладонями. — Больше никогда не говорите об этом. Я больше не вспоминаю ни о чем. Я не хочу об этом вспоминать…
— Значит, прошлое умерло для вас, мадам?
— Да, прошлое умерло!
— И это лучшее, что оно могло сделать. Я вам больше никогда не напомню о нем. До свидания, мадам… и спокойной ночи!
Стуча зубами, Анжелика закрыла засовы. Она промерзла до костей, стоя на холоде перед домом, ведь на ней был одет лишь тонкий пеньюар. К холоду прибавилось волнение от новой встречи с Дегре и от услышанных откровений.
Анжелика вошла в свою комнату и закрыла дверь. Молодой человек со светлыми волосами сидел перед очагом, обхватив руками худые колени. Так он был похож на сверчка.
Молодая женщина прислонилась к двери. Упавшим голосом она спросила:
— Вы — Грязный Поэт?
Нежданный гость улыбнулся.
— Грязный? Разумеется. Поэт? Возможно.
— И это вы написали эту гадость… о мадемуазель де Лавальер? Почему вы не можете позволить людям спокойно любить друг друга? Король и эта девушка сделали все возможное для того, чтобы сохранить свои чувства в тайне, а вы раздуваете скандал и пишете гнусное стихотворение! Конечно, поведение короля достойно порицания. Но он — молодой горячий мужчина, его насильно женили на принцессе, не отличающейся ни умом, ни красотой.
Клод Ле Пти усмехнулся.
— Как ты его защищаешь, красавица моя! Этот высокородный распутник покорил и твое сердечко?
— Нет, но меня охватывает ужас, когда я вижу, как пачкают грязью любовь — чувство, достойное уважения, самое благородное чувство на свете.
— На свете нет ничего благородного и достойного уважения.
Анжелика пересекла комнату и прислонилась к камину. Она чувствовала себя слабой и измученной. Поэт поднял на нее глаза. Молодая женщина видела, как в них танцевали красные отблески пламени.
— Разве ты не знала, кто я? — спросил он.
— Никто мне не сказал, а сама как бы я догадалась? Ваше перо безжалостно и ядовито, а вы…
— Продолжайте…
— А вы показались мне добрым и веселым.
— Я добрый с маленькими нищенками, которые плачут на кораблях с сеном, и злой с людьми голубой крови.
Анжелика вздохнула. Она никак не могла согреться. Она указала подбородком в сторону двери.
— Теперь вам следует уйти.
— Уйти! — воскликнул поэт. — Уйти, когда Сорбонна поджидает меня, чтобы пойти по следу, а чертов полицейский мечтает заковать в кандалы?
— Их уже нет на улице.
— Нет, они там. Они подстерегают меня в темноте.
— Клянусь вам, они и не подозревают, что вы находитесь именно здесь.
— Как можно быть в этом уверенным? Разве ты не знаешь эту парочку, моя милая, ты, которая была в банде Весельчака?
Анжелика жестом приказала молодому человеку замолчать.
— Вот видишь? Ты и сама чувствуешь, что они там, снаружи, настороже, ждут, осыпанные снегом. И ты хочешь, чтобы я ушел!
— Да, пойдите прочь!
— Ты меня выгоняешь?
— Да, я вас выгоняю.
— Но ведь я не причинил тебе зла?
— Причинили.
Он долго смотрел на Анжелику, а затем протянул к ней руку.
— Тогда давай помиримся. Иди сюда.
Она осталась неподвижной, и он добавил:
— Нас обоих преследовала собака. Что нам останется, если мы будем злиться друг на друга?
Он все еще протягивал ей руку.
— Твои глаза стали такими жесткими и холодными, как изумруды. В них больше не увидишь солнечного отражения маленькой речушки под зеленью листвы, которая говорит: «Люби меня, целуй меня…»
— Это говорит река?
— Нет, это говорили твои глаза, пока я еще не был твоим врагом. Иди ко мне!
Анжелика внезапно уступила и присела на корточки рядом с ним. Молодой человек обнял ее за плечи.